Мой телефон 03
Шрифт:
– Ало! Ало!
– Скорая помощь, 44-й, слушаю.
Среднестатистический житель, позвонивший в экстренную службу, взволнован, напуган смертельной опасностью и уверен, что время не на его стороне. Он никогда не помнит, какой телефон правильный: 030 или 103, а потому набирает 112. В 112 отвечает диспетчер, специалист широкого профиля по аварийным ситуациям, в медицине понимающий весьма поверхностно. Я не слышу, какие вопросы она задает заявителю, слышу в своем наушнике голос женский, усталый, с профессиональной хрипотцой.
– Девочки, 112.
– 112, не получила… Ало, я вас не слышу! – Адрес и жалобы абонента записаны в 112 и перенаправлены на мой компьютер, однако наши системы несовместимы, и карточка приходит ко мне с задержкой или вообще на соседний пульт.
– Говорите со скорой!
– 112, что со связью? – Перевести абонента на мой телефон тоже не гладкая операция, звонки срываются, приходится перезванивать, а номер заявителя занят, он дозвонился на соседний пульт, вот только карточка осталась на моем.
– Там мужчине плохо с сердцем, Горького, 25.
– Карточку не получила, ало.
– Ало, скорая? – абонент наконец объявился.
– 112?
– Освобождаю линию.
– Барышня.
В компьютерных мозгах происходит нечто необъяснимое, абонента все же перекинули на другой пульт, я выглядываю из своей кабинки и прислушиваюсь к разговору диспетчера на соседнем пульте справа. Моя коллега на горячей линии отсидела свои лучшие годы и вышла на тот уровень слияния с аппаратом, когда от нечего делать свободный мозг начинает превращать работу в произведение искусства. Барышня на пенсии, красящая седину в огненно-рыжий, а брови – в угольно-черный цвет, набравшая лишний вес на сидячей работе. Начисто лишенная музыкального слуха с великолепно поставленным голосом, такое сочетание встречается только в колл-центрах. Она обожает звучание своего голоса, играет с тональностями, пока язык отрабатывает заученный и пустивший корни в подсознание текст. Она знает, какое значение имеет ее решение здесь и сейчас, и не собирается посвящать абонента в последствия своего решения, однако отчасти не сдерживается:
– Я не барышня, я фельдшер по приему вызовов. Говорите.
– Плохо мне.
– В чем плохо?
– Умираю…
– Как именно умираете?
– Вы издеваетесь?
Абонент на грани раздражения, его уже погоняли с пульта на пульт, и не объяснишь, что одни и те же жалобы он повторяет разным людям, сидящим по разным углам комнаты или вовсе не в этом здании.
– Нет. Горького, 25, телефон 9735? Квартиру, подъезд, этаж.
– У меня сердце слабое!
– Адрес, адрес!
Одна ошибка в номере дома, и бригада уедет на другой конец города, ищи ее потом.
– Третий подъезд, пятый этаж. Сердце у меня.
– Вам выслать бригаду?
– Моей жене.
– Фамилия, имя, отчество. Сколько лет жене? – Данные тоже надо, утром позвонят родственники, чтобы уточнить, в какую больницу бригада увезла женщину, а диспетчер допустил ошибку в фамилии, и по базе уже не пробьешь. Абонент напряженно
– 50. 56. Не помню. Фамилия, как у тебя фамилия?
– Если это ваша жена, у вас общая фамилия!
– Простите, я волнуюсь.
– Успокойтесь, говорите со мной.
– Я не.
– Говорите со скорой! Сколько лет? Это важно. Она в сознании? Может говорить? Дайте ей трубку.
Очень ответственно – определиться с поводом. Поводу компьютер присвоит номер в системе, а номеру – срочность вызова. На 1–2 срочность норматив доезда 20 минут, на 3–5 – два часа, а в наше неспокойное время – до суток и дольше.
Абоненту об этом говорить нельзя, а надо задавать правильные вопросы.
– Тяжело говорить! Тяжело дышать!
– Кому?
– Мне!
– Жена. Ваша жена. Отвечайте на вопросы. В сознании?
– Да. Но… кажется…
– Не «кажется», только на вопросы. Что болит?
– Ничего не болит, только общее, знаете, как.
– Грудь, живот, спина?
Вопросы тоже выдает компьютер по сетке, но диспетчер не любит ею пользоваться, многое в сетке не предусмотрено, и отвечать в итоге не компьютеру, а человеку.
– Ребра, между ребрами, там, где сердце!
– Между ребрами сердца нет. Дышит самостоятельно? Задыхается?
– Задыхается, да.
– Одышка или чувство сдавленности в груди?
– Это да. ну, в общем. паника, понимаете?
– У вас?
– Да. А у жены. давление. Да, давление.
– Цифры.
– 180 на 90. Пульс, барышня, пульс высокий!
На десятом вопросе абонент взвинчен и раздосадован, сколько можно спрашивать, просто отправьте врачей. Абоненту нельзя знать, что свободных бригад нет, а сорвут бригаду с другого вызова или нет, решает сейчас барышня, решает задачу, непосильную для кардиолога и обязательную для фельдшера: по телефону понять, есть у пациентки инфаркт или нет.
– Я не барышня. Слабость, головокружение, тошнота, давящая боль за грудиной?
– Да, точно, да! И руки немеют!
– С обеих сторон одинаково?
– Да. Это давление?
– Не знаю, я вас не вижу. Руки-ноги с обеих сторон одинаково чувствует?
– Не знаю! Сколько можно спрашивать?! Врачи выехали?
– Отвечайте на вопросы. Температура есть? С инфекцией контакт?
– При чем тут это?!
– Отвечайте.
– Нет. Ничего нет! Пока спрашивают, помереть можно!
– Не помрете. Жене таблетку от давления и 40 капель корвалола, а вам – 60 капель, ждите бригаду.
– Сколько ждать?
– Вызов принят, ожидайте.
Я заглядываю соседке через плечо. «Повышенное давление», четвертая срочность. Ничего, выходит, ее не обеспокоило в поступившей информации, вопросы задала по сетке, значит, когда разговор прослушают, замечаний не возникнет, но, если вдруг бригада инфаркт выставит, а диспетчер просмотрела, будет замечание.
– Чего смотришь, спросить чего?