Мой возлюбленный негодяй
Шрифт:
Поженятся! У нее перехватило дыхание. Прежде она не позволяла себе поверить, что он говорит серьезно, а уж теперь…
— Почему?
— Если ты рассчитываешь услышать нежное признание в любви, то сейчас не время задавать подобный вопрос.
— Я не буду просить у тебя прощения. Я сделала то, что должна была сделать.
— Знаю. — На какую-то долю секунды его лицо немного смягчилось. — Я не настолько несправедлив, чтобы обвинять тебя за то, что сделал бы и сам. Я отнял бы у тебя Джедалар, если бы нашел способ
— Да? — прошептала она.
— Если не считать того, что я настолько зол, что готов сорвать с тебя это полотенце и швырнуть тебя в сугроб, — резко сказал он. — Ради Бога, неужели ты не знаешь, что между нами нет разговора о прощении? Чтобы ты ни сделала, я никогда не смогу от тебя отвернуться. — Он направился к двери и открыл ее. — Ложись спать. На рассвете будь готова к отъезду.
И он громко хлопнул дверью.
В его манере и словах не было сентиментальности я нежности. Но она приняла все, что он дал ей: гнев и понимание, суровость « обещание вечности.
Марианна смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь, чувствуя изумление… и зарождающуюся радость.
Когда она открыла дверь комнаты Джордана, на улице уже сгустились сумерки.
Джордан лежал на постели все еще одетый и смотрел в окно на пожары, пылающие на всем протяжении туннеля.
Он повернул голову на звук открывшейся двери:
— Я сказал тебе, чтобы ты ложилась. Марианна не видела его лица, но тон не внушал особых надежд.
— Мне надо было тебя увидеть. Иначе я не смогу заснуть. — Она закрыла дверь и подошла к нему. — Тебе больно?
— Да, и я это очень плохо переношу. Так что тебе лучше вернуться в свою комнату и оставить меня в покое.
— Я не могу этого сделать.
— Ты об этом пожалеешь. Когда мне больно, Я склонен бросаться на всех.
— Тогда я найду твое поведение неприемлемым. — Она легла рядом с ним. Слова, которые она пришла сказать, давались ей с трудом, и она не хотела видеть его лица. Повернувшись к нему спиной, она тихонько сказала: — Но тебя я неприемлемым не сочту. Никогда. Она почувствовала, как Джордан напряженно замер.
— Эти слова звучат немного знакомо.
— Это прекрасные слова. Ты никогда еще не был так красноречив.
— Господь свидетель: ты непривередлива.
— Нет, я очень привередлива. Мне необходимо все. — Она помолчала. — Но и взамен я тоже дам тебе все.
Джордан не протянул рук, чтобы обнять ее.
— Например? — спросил он глухо, уткнувшись в ее волосы.
— Я пойду для тебя на любой бой. Ты хочешь, чтобы этот Наполеон был побежден. Я тебе помогу.
— Тебе следовало бы подумать об этом сегодня днем.
— Я
Наступило молчание, а потом он вежливо спросил:
— И это все?
Возмутившись, она начала поворачиваться к нему, но вдруг его руки обхватили ее, заставив остановиться.
— Отпусти меня! — сказала она, вырываясь. — Я знаю, что тебе больно, но ты ужасно злой, и я…
— Ш-ш! — осевшим голосом успокоил он ее. — Я пошутил.
— Я не нахожу эту минуту смешной!
— А мне и не было смешно. Я просто не знал, что сказать, и вот я… — Он замолчал и притянул ее к себе. — Правда, я не нашел слов.
А когда Джордан тронут или растроган, он прячется под маской самоиронии, которая так хорошо ей знакома.
— Тебе надо было сказать: «Большое спасибо, Марианна. Я понимаю, что недостоин тебя, что я — бесчувственный негодяй, но я постараюсь исправиться».
Она ожидала, что Джордан засмеется, но он не смеялся.
— Это будет нелегко. Я не бесчувственный, но я люблю, чтобы все было по-моему, и будут моменты, когда я ошибусь и причиню тебе боль. — Голос у него ;сел и зазвучал неровно: — Но не будет, такого момента, когда я перестану любить тебя. У нее на глаза навернулись слезы.
— И не будет такого момента, когда я разлюблю тебя. — Она добавила: — Хотя иногда я буду запираться в мастерской и забывать, что у меня есть муж.
— Черта с два ты забудешь!
Она поцеловала ему руку над повязкой:
— Черта с два я забуду.
Папа счел бы это странным признанием в любви, мечтательно подумала Марианна, да и обстановка крайне причудливая. Его сердце поэта-романтика было бы больно ранено, но сейчас ей ничего не хотелось изменить. Любовь, которая уже перенесла трудности и испытания, не нуждается в цветущих садах или красивых словах, чтобы утвердить себя.
Они молчали, глядя на пожары.
— О чем ты думаешь? — спросила Марианна спустя долгое время.
Касаясь губами ее уха, он озорно прошептал:
— Я думаю, не назовешь ли ты меня снова бесчувственным негодяем, если я начну тебя ласкать.
— Ты не будешь меня ласкать. Я не хочу, чтобы ты повредил своим ожогам.
— Да? — Она ожидала, что Джордан станет спорить, но он только покрепче притянул ее к себе. — Хорошо. Так тоже очень приятно. Но, наверное, я показал себя неумелым любовником, если ты считаешь, что мне обязательно нужны руки. — Он снова посмотрел в окно. — Хорошо, что благодаря снегу пожары ограничены только ближайшими окрестностями туннеля. Если бы они распространились на поля, то голодная весна ждала бы…