Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
– А вы напишите ему, я дам адрес.
Я написал, предлагая К. Воробьеву что-нибудь дать «Совпису», если есть что-то готовое. Так началась наша переписка, в ходе которой он присылал мне опубликованные в литовской печати главы своей повести о Момиче. Я, естественно, отвечал. И только несколько лет спустя я написал о нем статью, которая была опубликована в «Литературной России», в ней я процитировал его письма, раскрывающие творческий замысел и смысл фигуры главного героя этого удивительного повествования. В моих книгах эта статья никогда не появлялась, а она очень дорога мне. Публикую здесь еще несколько писем, передающих и наши отношения, и его упреки в том, что мне так и не удалось за несколько лет моей работы в издательстве
КАРДИОГРАММА СЕРДЦА
О книге Константина Воробьева «Друг мой Момич»,
изд-во «Современник», 1988 г.
Этими двумя словами – «Кардиограмма сердца» – определил Константин Воробьев смысл одной из своих повестей, но в сущности так можно обозначить творческое устремление писателя вообще, во всех повестях, которые он успел написать.
А «Друг мой Момич», только что вышедший в издательстве «Современник», составили, может быть, самые-самые искренние в своей достоверности, самые-самые откровенные в своем автобиографизме. Словно каждый изгиб, каждое движение души, вплоть до еле-еле уловимых, отражаются на страницах помещенных здесь повестей.
Вроде бы бедны повести внешними событиями, но бесконечно многообразны по содержанию и глубине душевных переживаний действующих лиц повестей «Это мы, господи!..», «Почем в Ракитном радости», «Друг мой Момич», «Вот пришел великан...», «...И всему роду твоему».
Довольно часто автор говорит о компромиссах совести, о борениях в человеке разноречивых чувств и устремлений, о природе вечного конфликта добра и зла, о диалектике смены в человеке этих непримиримых нравственных переживаний. И тогда нас волнуют уже не отдельные человеческие судьбы, а общий трепет человеческой живой жизни, клокочущей на страницах повестей Константина Воробьева.
Жизнь, противоречивая, многогранная, где любят, стонут от ненависти, стреляют от трусости и страха за собственную жизнь, иронизируют, чтобы скрыть душевную пустоту и равнодушие к жизни, где мучаются от бессилия быть самими собой, от невозможности отстоять собственное «я», свое предназначение в этом мире, – такая жизнь, полная глубоких человеческих переживаний, и стала объектом художественного исследования для Константина Воробьева.
Драматическая судьба Константина Воробьева привлекла, наконец, внимание издателей, критиков, читателей. В одной из телепередач прозвучало, что К. Воробьева извлекли из небытия в 1986 году, что узнали его лишь после публикации повести «Это мы, господи!..», написанной в 1943 году и опубликованной «Нашим современником» в 1986-м. Нет, многие писатели и издатели хорошо знали творчество Константина Воробьева. Его бесстрашный талант заметили давно. Его сборник рассказов «Гуси-лебеди», опубликованный в «Молодой гвардии» в 1960 году, поддержали в «Неве» (гл. редактор С. Воронин) и «Новом мире». А на повесть «Крик», опубликованную также в «Неве», откликнулся Ю. Бондарев. «Эта маленькая повесть почти вся написана с той суровой и вместе с тем щемяще-горькой интонацией, которая сразу же придаетчеткую реалистическую окраску короткой истории фронтовой Любви», – писал он в «Новом мире» (1962. № 10. С. 236).
Вместе с тем Ю. Бондарев отметил, что в повести «отчетливо видно несколько существенных просчетов»: «Беллетристичность (я называю так «легкие» сюжетные «ходы») порой разрушает неторопливую реалистическую манеру письма, снижает пронзительно-щемящую ноту, с которой вещь начата; иногда отсутствие мотивировок рождает ощущение заданности, вообще-то чужеродной стилю Воробьева».
В своем творчестве Константин Воробьев не раз задумывался о предназначении писателя, ставил в центре повествования, его глазами вглядывался в окружающий мир, проводил художественное исследование этого мира.
«Почем в Ракитном радости» – это рассказ о том, как писатель Константин Останков возвращается в свое родное село Ракитное и вспоминает эпизоды своего давнего детства, вспоминает о прошлом, «темном и нелюбимом». В голодный 1937 год он, четырнадцатилетний селькор, «стал бичом родного колхоза», писал сатирические стишки, а то и поэмы о плохом ремонте сельхозинвентаря, о воровстве: «на муки и горе его становления (колхоза. – В. П.) газета то и дело призывала через меня десницу прокурора и меч райотдела милиции...»
С мешком на спине родной дядя главного героя повести, мирошник колхозного ветряка Мирон, напоролся на беспощадного селькора, который не замедлил сообщить об этом в газету. А после этого родной дядя отбывал долгий срок где-то на Севере.
И вот об этом «темном и нелюбимом» прошлом все чаще вспоминал писатель Константин Останков – пора бы повиниться перед людьми за те «деяния», пришел срок, уж слишком много в то время накопилось вранья. И вот встреча с дядей Мироном, которого так опасался писатель Останков. Ничего, давно простил дядя Мирон: «Ну что ты означал тогда в моей беде? Ты ж был... ховрашок, вот кто!..»
Долго разглядывал дядя Мирон книги Константина Останкова, долго вслушивался в слова автора, рассказывавшего о том, о чем он написал эти книги. Но дядя Мирон все-таки сказал племяннику: «Ты вот чего... Ты не признавайся тут, будто служишь писателем, слышь? Коли кто спросит, скажи, что по ученой линии насчет леса, дескать. И машинка, мол, своя... Ладно?»
«Вот пришел великан» – тоже о роли писателя в этой жизни: главный герой повести, Антон Кержун, только что закончил повесть, сдал ее в издательство и поступил работать редактором в то же издательство. Конечно, он читает рукописи, размышляет о писательском труде, встречается и с настоящими писателями, и теми, кто тужится походить на них. И не раз К. Воробьев выскажет свои мысли о роли писателя в обществе. Пожалуй, каждому писателю хотелось бы покойно работать и «ни грубой славы, ни гонений от современников» не ждать (В. Ходасевич). Но мало кому из талантливых писателей удается избежать и грубой славы, и гонений.
Константин Воробьев ставит порой своего героя в такое положение, когда тот, не выдержав напора обстоятельств, «срывается». Сначала прикидывается послушным, порой все «бурлит» в нем, но ничего не поделаешь, надо... А потом срывается с тормозов, которые сдерживали истинную сущность этого человека. Антон Кержун рассказывает о своей внезапной любви, об извечном «треугольнике», в жизнь которого вмешивается коллектив и все разрушает. Вроде бы давным-давно известное, но с каким душевным волнением следим мы за событиями повести.
Вот пришел великан – и все изменятся, уйдут из жизни скука, пошлость, низость, ложь повседневной жизни, когда нужно прятаться, таиться, изменять самому себе ради покоя ближнего, который оказался скованным брачными узами. Что он, Антон Кержун, сделал Певневу, который тут же, как только переступил порог комнаты, его невзлюбил? И почему он должен приспосабливаться к хаму, даже не способному любить женщин? И в Антоне Кержуне растет протест, бунт против такой низкой повседневности, когда в жизни начинают господствовать подлые человеческие натуры. Возмущают его Верыванны, Певневы как воплощение мелкой мещанской души и ограниченности. Тут уж он беспощаден. Но одиноким, затерянным среди людей предстает герой К. Воробьева. Он выбивается из ряда, из коллектива и, предоставленный самому себе, мучается от невозможности поступать так, как все. Он хочет на виду у всех пойти к любимой, чтоб знали, но эта отвага дорого ему обойдется и будет наказана. И возникает страшная картина состояния человеческой души, когда под внешней благопристойностью скрываются мучительные, трагические противоречия, душевные муки...