Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Надо ли закрывать глаза на то, что подобный художнический опыт показался привлекательным для некоторой части молодых писателей? Возьмем, к примеру, рассказ А. Кургатникова «На факультете». Прочитаешь такое – и невольно вспомнишь гоголевского Собакевича, по мнению которого порядочных людей на свете нет. Диву даешься, как могло «уместиться» в небольшом рассказике столько непорядочных людей. И откуда такая злоба и ненависть к людям? Ни одного настоящего человека, одни сплошные уродливые маски. Отвратительная Камилла Анатольевна, «ненавистная» Моханова, «тихая, милая и неизбывно скучная» Людочка, равнодушный к делам кафедры Олег Алексеевич Бухвалов, нахальный, бездарный студент Сорокин – вот действующие лица этого рассказа.
Вспомним мысль М.А. Шолохова о пагубности самоцельного
И это пишет великий реалист, который в жизни дореволюционной России видел так много безобразного. Есть, есть тут над чем задуматься тем, кто питает ложные иллюзии войти в литературу, прокрадываясь через задворки жизни, с превеликим вниманием заглядывая по пути в выгребные ямы.
Справедливо подвергаются партийной критике художники, деятели искусства за их неточные, а порой и просто неверные мысли, представления о роли и назначении искусства и литературы в наше время – время строительства коммунизма. Ничто не спасет художника – ни острый ум, ни яркий темперамент, если нет духовной сращенности со своим народом, с его думами и чувствами, заботами и страстями. Быть народным в условиях острой классовой борьбы, в условиях борьбы за построение коммунизма – значит отражать не просто народную жизнь, а коренные, переломные моменты в жизни народа.
На примере таких, скажем, разных по стилевой манере современных русских прозаиков, как Анатолий Иванов и Виктор Астафьев, воочию видишь всю плодотворность многомерного, всеобъемлющего изображения человека, всестороннего отображения явлений нашей действительности.
У каждого писателя свой круг излюбленных тем; Анатолия Иванова привлекают глубинные социальные процессы, которые происходят в недрах нашего общества.
В своем первом романе «Повитель» писатель вскрыл корни частнособственнической психологии. Здесь гибнут люди, если они отравлены неизлечимой жаждой накопительства, а советское общество уберегает и спасает от гибели тех, кого эта страшная язва не успела прожечь насквозь.
В романе «Тени исчезают в полдень» А. Иванов показывает нам людей, строй мыслей и поступки которых враждебны благородным идеалам и целям нашего общества. Под воздействием социалистической действительности гибнут, разлагаясь и смердя, «последние могикане» старого мира, всякими правдами и неправдами дожившие до наших дней.
Одной из сильных сторон романа является обличение религии, в частности религиозного сектантства, как рассадника антигуманизма, античеловечности и прямых антисоветских идей. Тени прошлого еще бродят по нашей земле. О тех, кто забился от революции в самые темные и узкие щели и долгие годы не осмеливался оттуда выползать, надеясь, что снова придет время, когда они смогут обрести утерянную власть над людьми, господство над жизнью, Анатолий Иванов пишет сурово и беспощадно. Об этом уже говорилось в критике. Но ведь не только об этом роман. Замысел сложнее, глубже, тоньше.
Действительно А. Иванов много внимания уделяет изобличению религиозного сектантства, исследованию его социальных корней, создает целую галерею сложных, глубоких характеров скрытых врагов.
Демид Меньшиков – умный и тонкий враг. Как и его верная союзница Пистимея, он умело использует ошибки, соучастие в преступлениях, вовлекает, затягивает в свои сети людей, совершивших некогда неблаговидные поступки. Всеми средствами они пытаются растлить души людей, погасить в них радость жизни. Слезы на глазах, огорчение в сердце – это для них радость, значит, человек меньше будет полезен обществу.
Роман построен на материале колхозной деревни. Жизнь в деревне идет своим чередом: люди работают, думают, грустят. Ничто, кажется, не предвещает драматических событий. Мир и спокойствие здесь. Деревня, залитая радостным солнечным светом, блестит всеми красками. И люди – особенно Иринка Шатрова – словно бы купаются в этом веселом солнечном свете. Все как будто хорошо складывается в это утро: люди повеселели, приободрились после долгожданного дождя. Только Захару Большакову – председателю колхоза – как-то не по себе. Стоило ему выглянуть в окно, как лицо его нахмурилось, сделалось озабоченным: он увидел, что жена бригадира Устина Морозова – старая Пистимея, быстро перейдя дорогу, юркнула в переулок, а за ней следом потащилось несколько старушонок. Уж председатель-то знал, куда они пошли, – в той стороне, на краю деревни, стоял баптистский молитвенный дом.
Так вот, по двум руслам, и развивается действие в романе. Одно – сегодняшний день деревни со всеми ее крупными и мелкими будничными делами. Другое возвращает нас в прошлое главных персонажей романа: Устина и Пистимеи Морозовых, Захара Большакова и Фрола Курганова.
Роман А. Иванова густо населен героями. Есть тут такие, как Захар Большаков. Он словно осокорь, высящийся на крутом берегу Светлихи. Вся его жизнь, его мысли и чувства на виду, ему-то скрывать нечего: ни своих идеалов, ни горечи утраты, ни мук сердца. А есть тут и такие, которые чем-то напоминают кочан капусты: завернулись в листья и «попробуй раздень его до кочерыжки». Так и прожили почти всю жизнь Фрол Курганов и Анисим Шатров: свернулись в кочан, а развернуться уже не могли. Только уж тогда, когда жить-то осталось недолго, признался Анисим, какой обездоленной и тяжелой была его жизнь – без любви, без друзей.
А. Иванов показывает людей необычной судьбы, людей со сложными и противоречивыми характерами. Наиболее интересными и значительными среди этих персонажей, безусловно, являются Фрол Курганов, Устин Морозов, Пистимея, Захар Большаков. Все они, положительные и отрицательные, обладают одним необходимым качеством художественного образа – производят впечатление жизненной достоверности.
А. Иванов выбрал для событий романа трудное время – неурожайное лето и голодную зиму 1960/61 года. Ежедневно шел дождь. Люди каждый день выходили на работу, косили, а потом ворошили сено, не давая ему окончательно пропасть. И что только не делали: сушили накошенную траву на козлах, сметывали влажное сено в стога, пересыпая его солью, но сено все равно гнило. Бесплодная работа иссушала души людей, настроение их падало.
В такие мгновения общественной жизни оживают враги, пользуются трудностями, стараются пустить черный слушок. Этим моментом воспользовались Пистимея и Устин Морозовы. Они подбивали Фрола Курганова затеять «бузу» на лугу, чтобы люди отказались работать, тем более что многим работа казалась бессмысленной. И вот в один из таких дней, когда людям было особенно тяжко, Фрол Курганов бросил вилы, отказался «зря спину надламывать». Все перестали работать. Казалось бы, люди сочувствуют Фролу: ведь действительно работа многим представлялась бессмысленной. Но это не так. В настроении этого эпизода сказалось незаурядное мастерство А. Иванова создавать массовые сцены, где образ народа предстает многоликим, разнохарактерным. Незримыми нитями удалось автору связать всех этих разных людей, резко индивидуализировать их отношение к поступку Фрола Курганова. Никто не упрекнул его, только Анисим Шатров чуть насмешливо кивнул в сторону Фрола: «Грех да позор – как дозор: хошь не хошь, а нести надо». «А Фролу, видимо, было бы легче, если бы вместо каждого слова ему вбивали в голову по раскаленному добела гвоздю. Он пошатнулся, обмякнув, сел, как упал, на кошенину, будто его в самом деле ударили по голове. Глянул на балаган, куда скрылся Устин Морозов, и как-то сник, сжался, стал смотреть вниз».