Моя боль = моя любовь
Шрифт:
А про неуместные подкаты их драгоценной доченьки и вовсе приходилось молчать в тряпочку, ибо такого моя бедная психика просто не могла вынести. Она реально была страшной, и не в плане каких-то внешних дефектов. Истеричная, избалованная, вечно орущая и требующая всё по первому щелчку пальцев. Такую, как она, хотелось послать далеко и надолго, желательно так, чтобы по дороге ещё и потерялась. Но увы и ах, очередной вечер обещал стать весёлым напоминанием о том, почему я их ненавидел всей душой.
Задумчиво рассматривая себя в зеркало, пытался понять, что такое странное ворошилось в душе и не давало покоя. Ещё раз
По окрику матери с сомнением понял, что нежеланные гости всё же пожаловали к нам на полчаса раньше. Собрав в кулак всю волю и решимость, вышел в гостиную и натянул на лицо самую приветливую из своих улыбок. Оставалось только молиться, чтобы ничего страшнее явления этой ненормальной семейки не произошло. Родители уже суетились вокруг гостей, а Варвара практически мгновенно повисла на моей шее, оставляя на щеке противный, маслянистый след от ярко-розовой помады.
— Мы принесли вина, милый привёз его из Франции, где купил в лучшем винном бутике, — щебетала Смольцова-старшая и кривила губы.
— Проходите, стол уже накрыт, — мать равнодушно махнула в сторону гостиной, где нам всем предстояло расположиться в этот светский раут.
— Не возражаете, если я включу фигурное катание? — как можно невиннее улыбаясь самой широкой улыбкой, вопросил у гостей.
— Я думал, настоящим мужика не престало смотреть эту нудную чушь, — скривился глава их долбанутой семейки.
— Катают наши одноклассницы, за выход на Олимпийские игры, — бросил я с пренебрежением, — это уже заслуга, достойная восхищения.
— О, тогда да, чемпионкам можно протянуть руку помощи, — оскалился этот жирный боров.
Захотелось врезать ему в рожу, но кинув взгляд на часы, решил не тратить время. Вот-вот должна была начаться сильнейшая разминка. Когда экран телевизора засветился, на нём как раз показывали француженку, которая занимала второе место. И вот под оглушительные овации стадиона не лёд выехала Иса. Её потрясающий чёрно-белый костюм притягивал взгляд. Она улыбалась и казалась такой лёгкой и воздушной, такой манящей и недосягаемой. Я с замиранием наблюдал за её разминкой.
И в одно мгновение в груди всё оборвалось. Когда оператор выхватил кусок льда, на котором в истерике билась Роза, а Ира лежала сломанной куклой, я думал, подохну на месте. Не прошло и мгновения, как картинка пропала и пустили повторы лучших моментов, комментаторы о чём-то затарахтели, но я не слышал ничего из этого, внутри буквально всё сгорало и выворачивалось наизнанку. Казалось, что вся моя жизнь рухнула и перестала существовать.
— Лёша, что с тобой? — мать тронула меня за плечо, привлекая к себе внимание. — Ты побелел, это кто-то из ваших девочек.
— Мне надо к ней, — заторможенно произнёс я. — Ира…
— Сынок, что случилось? — всё ещё непонимающе пыталась дозваться меня родительница.
— Моя Ира, она… — ком в горле не позволял говорить, хотелось выть.
— Лёш, — отец тряхонул меня за плечи и отвесил подзатыльник, — всё с ней нормально, только что сказали, что рассечение неглубокое и её просто увезли в больницу
— Да, — заторможенно протянул я и глотнул из стакана.
— Пришёл в себя? — отчим смотрел на меня так, словно впервые видел.
— Что за дрянь? — откашлявшись, скривился и посмотрел на экран телевизора.
— Всё с ней хорошо, — ещё раз сказал тот.
— Роза, — тут же встрепенулся я. — С ней что?
— Мелкая которая? — вскинул тот бровь. — Кататься готовится и судя по лицу, Разина ей что-то такое сказала, что та теперь рвать и метать готова.
— Слава богу, второй травмы она бы уже не вынесла, — я медленно сполз по дивану и ещё отпил из бокала. — Дрянь, но помогает. Надо пойти написать Кириллу, чтобы он там на льду не убился из-за Розы.
— Иди, — благосклонно кивнула мать.
— Что за возмутительное поведение? — заверещала гостья.
— Любовь, — в один голос рассмеялись родители у меня за спиной.
Глава 22
Крылья демона
Ирина
Отчаяние, страх и отчаяние накрывали с головой. Разина и девочки смотрели с таким отчаянием, что становилось ещё хуже. То белеющая, то алеющая Роза добавляла мне головной боли, и я не могла никак принять своё новое положение. Гипс красноречиво говорил о том, что это финал… Такой несуразный, нелепый и идиотский! Злость и бессильная злоба поднимались из груди. Из меня словно всю жизнь выкачали, высосали досуха и не дали шанса оправиться. Хотелось выть раненым зверем. От всех этих вопросов становилось тошно.
Но ещё хуже было от осознания того, что моей мечты больше не существует. Одна реабилитация займёт почти год… А это десятки пропущенных соревнований, сотни часов безделья. Разина сразу сказала, как увидела заключение врачей, что мне только в тренера осталось. Это злило и вскипало в груди ядовитой лавой. Но даже такие яркие эмоции не могли пробиться через толстую корку застывшего в душе льда. Словно место моей силы и свободы, теперь острыми иглами торчало у меня в груди.
Москва встречала ветром и мелким моросящим дождиком. В груди безумно ухало сердце и билось о костяную клетку рёбер, которая не давала мне и шанса расслабиться. Казалось, сделай вдох поглубже, и весь мир прекратит своё жалкое существование. И вроде бы в этом не было ничего такого. Травмы случались у всех… Но, когда они вот так ломают и рушат твою жизнь… Хочется реально больше никогда не открывать глаз и не видеть этого безумия. Жизнь слишком несправедлива, чтобы верить в беззаботные сказки наяву.
Аэропорт шумел и едва не трещал от набившихся в него людей. Репортёры, фанаты, просто родители. Все они приехали ночью, чтобы поддержать и не дать спортсменам дух перевести, накидываясь подобно стае голодных пираний. От их жалостливых взглядов становилось совсем тошно. Хотелось наорать на всех, послать в пешее эротическое и не видеть своими глазами, как многие с надеждой смотрели на тех, кто гордо шёл с медалями. Меня никогда не трогала такая популярность, а сейчас буквально душу из меня вытрясала и бесила по страшной силе.