Моя боль = моя любовь
Шрифт:
— Девочки, я прекрасно понимаю ваше стремление стать чемпионами, — тихо начала тренер, осматривая каждую из нас придирчивым взором. — Вы уже не первый раз стоите вот так, перед финальной разминкой, сильнейшей раскаткой, которая гарантирует зрителям незабываемые эмоции и потрясающие номера. Цените себя и свою гордость, не забывайте, что вы уже звёзды, мои чемпионки, цвет и гордость страны. Там на льду вы можете быть кем угодно, но всегда оставайтесь сильными и стойкими. Цените себя и верьте. Сегодня я разрешаю вам падать, ошибаться и не выполнять моих команд. Потому что сегодня вы катаетесь не для меня, а для себя. Верьте в свои силы и идите вперёд
После таких слов на душе стало чуточку легче. Наверное, это действительно просто нервы, от которых стоило абстрагироваться. Сейчас откатаем и пойдём по своим делам. Опять разлетимся по разным странам и уже не встретим друг друга. Сняв защиту с коньков, я сделала первые несколько шагов и растворилась в этом ощущение. Где холодный лёд встречался с жарким светом софитов и шумом бушующей толпы. Вздох… Полёт… Свобода… Мысли мгновенно покинули голову и стало не до всяких грустных мыслей.
Лёд буквально плавился под коньками. Разминка происходила по привычному сценарию. Всё мирно и чинно, так как и полагалось, пока я не заметила боковым зрением двух француженок, которых одёрнула в зале. Они о чём-то хихикнули и разъехались в разные стороны, чтобы спустя пару минут встретиться на другом конце льда, совсем рядом с Ирой, которая, как обычно, ничего вокруг себя не замечала и лишь ловила ощущения льда под ногами. Девицы врезались друг в друга, и одна из них, согнувшись, полетела по гладкой поверхности.
— Иса, нет! — вопль застрял в груди, я бросилась туда, но было далеко, слишком далеко.
С испугом и страхом я наблюдала за тем, как нога подруги подгибается от звучного столкновения металлических плозий. Как в замедленной съёмке я наблюдала за тем, как та падала и заваливалась набок. Лёд наполнился звуками, глухим ударом тела, стоном и моими судорожно стучащими в ушах пульсом и сердцем. Я рухнула на колени, не заботясь ни о чём. Пытаясь избежать травм, та упала, но под пальцами нащупывалось что-то тёплое и резко пахнущее железом. Руки затряслись ещё сильнее, глаза наполнились слезами.
Я чувствовала, я знала, что эти проклятые соревнования просто так не закончатся. Меня оттащили в сторону, и как бы я ни пыталась вырваться, не пускали. То, как бригада врачей уносит носилки, врезалось в память. Крик и слёзы застревали в горле тугим комом и не давали нормально дышать. Хотелось выть и брыкаться, но звонкая пощёчина заставила голову мотнуться назад, и щека буквально загорелась от этого странного ощущения.
— Хватит выть! — Мария Георгиевна стояла и смотрела на меня с плохо скрываемой яростью. — Если хочешь им отомстить и быть полезной, иди выйди на лёд и завоюй золото. Прыгни так, чтобы у них и шансов не осталось. Вырви медаль из их рук и потом хоть захлебнись слезами, но на льду будь сильной, лёд не прощает ошибок! Поняла?
— Да, — тихо сказала я, поднимая глаза к турнирной таблице, — я откатаю…
Глава 21
Рок судьбы
Алексей
Учителя решили, что за оставшуюся четверть смогут впихнуть в наши мозги столько, сколько мы пропустили за одиннадцать лет в школе. И вроде бы я понимал, что они старались ради нашего блага, но на душе было мерзко и стрёмно. Какое-то нехорошее предчувствие
— Ну, что, кто шарит фигову алгебру? — бросив сумку под стол, я примостился с краю. — Я вообще не представляю, чтобы с цифрами можно было так зверски обходиться и издеваться на все лады. Это же изуверство!
— Толик шарит, но не шарит, как объяснить, что он шарит, — заржали пацаны. — Ты лучше покажи домашку по английскому, а то я из этих «Ду ю ду» только разговаривать умею, а что там писать надо, вообще ни в зуб ногой.
— Ага, кто же знал, что наша англичанка это тот ещё маньяк в юбке, — заржал бывший замкапитана, — прикиньте, она мне сегодня задачку задала, что я буду делать, если потеряюсь в метро в Америке, а мне надо будет через час быть на стадионе в Бронксе, а я засел в Куинси.
— Она что ещё и географичкой на полставки решила подработать? — присвистнул я.
— Если бы, по её логике, я должен со всеми разговаривать уважительно и исключительно на ты, — ответил тот, — а не подойти к первому же мужику и с вопросом: бро, как доехать до стадиона, опаздываю на матч. Пока я буду эти конструкции строить, уже матч закончится. У них половина своего собственного языка не знают и бро, как и куда, будет проще, чем все эти расшаркивания с эпитетами.
— А меня сегодня чуть с литры не вышвырнули, — пожаловался Толик, — откуда мне было знать, что стихотворение про эскортниц училке не нравятся. А я из Есенина больше ничего не знаю.
— Чувак, она тебя классику спрашивала, а не мемасики из соцсетей, — поржали все остальные над незадачливым Толяном, не понимающим разницы.
— Держите, только дайте кто-нибудь геометрию списать, а то я матеше на дробях остановился и что дальше с этим делать, понятия не имею, — достав тетрадь, положил её перед пацанами на стол.
— Вам как всегда? — официантка нарисовалась, как чёрт из табакерки.
— Ага, — кивнул я, — ещё бы кого-нибудь шарящего в построении кривых и гипербол.
— Лёша, — крикнула та в зал, — не переживайте, он у нас в МГУ учится, сам поступил, вот кто точно вам поможет.
— Чего? — перед нами в самом деле предстал хлипенький паренёк в очочках и смешной причёской под горшок.
— Помоги ребятам с математикой, всё равно пока кроме них, других гостей нет, — улыбнулась Света. — Вы если что кричите, ещё кого подыщем, у нас много студентов на полставки. А с вашим появлением у нас выручка выросла, и зарплата больше стала.
— Да мы и доплатить можем, — почесал в макушке Толик, — мы из спортивной, которая тут вниз по улице. Нам эти цифры, что трупу бухгалтерия и вид на жительство.
— Я, конечно, не лучший на курсе, но могу попробовать, — почесал в маковке уже несостоявшийся репетитор. — Правда, Аркадий Станиславович, говорит, что я неуч глупый и мне в МГУ учится позорно. Но, всё же думаю, со школьной программой как-нибудь справимся.
— Это Борисков, что ли? — наклонил голову к плечу Семён.
— Да, он самый, — закивал головой Лёшенька.
— Ща, пять сек, нарисуем, — наш запасной вратарь полез в карман за телефоном и выудив тот, набрал кому-то. — Крёстный, привет, не отвлекаю? Слушай, тут нам в кафешке твоего студента посоветовали, как репетитора. Стоит соглашаться. Лёша… А, узнаю. Лёша, фамилия-то у тебя есть.