Моя Борьба | Короткие рассказы
Шрифт:
Собеседник с улыбкой на лице учтиво пожал руку. В палате снова воцарилась тишина. Ньюман хотел было заговорить, но не знал с чего начать. Может, поговорить о литературе? Так он в жизни ни разу книгу в руки не взял, хоть желание и было. Даже если бы напрягся, ни одного книжного героя бы и не вспомнил. Самой творческой работой в его жизни было сочинить за других пару прощальных записок. Он как-то нелепо ещё раз начал разговор:
– Точно не помню, когда меня "они" поймали. Придумали диагноз и стали держать тут, но примерно это было...
– "Они" не держат насильно тут тебя, как и никого другого. Всё делается добровольно, во благо больных и во благо здоровых, что находятся по ту сторону здания и могут
– Тебя здесь тоже держат по доброй воле?
– Да, - и в ответ собеседник утвердительно кивнул.
– А как же камеры по всей больнице, микронаушники, вещающие каждую ночь, якобы, курс лечения, автоматически закрывающиеся двери, все эти медпрепараты, тщательный контроль врачей? Я знаю, что за мной следят и следят в особенности, - Норманна было уже не остановить.
– Весь мир - плод нашего больного воображения, - Ньюмана слегка даже передёрнуло от этих слов, которые, ему казалось, он слышал уже не в первый раз, - Если хочешь, то ты - лишь простой инструмент в этой системе, который уже изрядно прохудился и его отправили на длительный ремонт. Никто бы не стал вести тщательную слежку за простым "инструментом". Тебе хочется думать, что полностью здоров. Хочется думать, что находишься тут потому, что представляешь опасность действующему политическому режиму. Хотя отлично, Норманн, понимаешь, что это не так и идти против системы - значит изменять здравому смыслу, ведь ты и есть часть этой системы. Что делают с молотком, который больше не забивает гвоздей?
– Ньюмана поразила речь его таинственного собеседника. Ведь втайне от самого себя он думал точно также. До точных мелочей, включая аналогию с молотком.
– Те данные, которыми я завладел в ходе работы в Комитете по борьбе с инакомыслием, могли бы нанести серьёзный вред власти. Поэтому, в один момент они внезапно захотели от меня избавиться.
– Тебе просто сейчас так хочется думать, Норманн. Вспомни, какими трудами строилось государство и сколько времени формировалось современное общество, а теперь посмотри фактам в лицо - эта информация способна нанести хоть какой-то "вред власти"? Да и к тому же, ты прекрасно знал, что тут окажешься - это произошло не случайно, - философские мысли, а также размеренный темп, с которым говорил мужчина, натолкнули Ньюмана на воспоминание о сказке Ганса Кристиана Андерсена "Новый наряд короля", которую ему читали в детстве. Это умозаключение пришлось ему по душе, что он может поддержать интеллектуальную беседу.
– Вспомни сказку "Новый наряд короля" Андерсена, где мошенники ввели в заблуждение власть, а после она ввела в заблуждение свой народ. И основной смысл сказки был далеко не в том, что король ходил голым, а что глаза всем раскрыл на действительность маленький ребёнок. Понимаешь?
– И что же? В сказке народ и так знал, что король расхаживает полностью обнажённым, но не разговаривали об этом, чтобы не сеять смуту в государстве. Большинство решило не подрывать общественные устои и это было верным решением, ведь большинство не может ошибаться, - от этих слов кровь вскипела в жилах Норманна Ньюмана. Он подорвался и начал бормотать что-то нечленораздельное. Тот идеализм, который скрывался всю жизнь в этом жалком теле, вдруг восстал против чужого здравого материализма. Будь он несколько более начитан, вероятно, смог бы парировать каким-то контраргументом, но дело дошло только до пары ругательств, обращённых в никуда, тем самым объявив фактическое поражение.
В это время в палату вошёл санитар. Стрелка часов, вмонтированных в проём над дверью, показывала 13:45, а это означало время обеда. Ньюман пулей вылетел коридор в предвкушении нового спора, из которого он намеревался выйти победителем у своего нового собеседника.
Сразу после приёма пищи, Норманн вспомнил часть своего письма, когда к нему принесли пластиковый стаканчик с таблетками, в котором красовалось ещё несколько новых пилюль. Принять эти таблетки означало пропасть на продолжительное время; исчезнуть во тьме, пока случай снова не даст день просветления. Вдохнув жизнь снова, вернее её отголоски, он был не готов к этому шагу, поэтому решил пойти на хитрость. Улучив момент, Норманн аккуратно спрятал меж пальцев обе таблетки, выпив лишь воду. Оказавшись в палате, он, прикрыв глаза, обессилено упал на пустую кровать. Так проходили все его дни: ночные кошмары, завтрак, утренние кошмары, обед, дневные кошмары, ужин, ночные кошмары... В принципе, Норманн и не мог мечтать о лучшем. Однако у него теперь был сосед, с которым он мог хотя бы поговорить в свободное от всего этого время.
...
Новый сон оказался более коротким и менее ярким, чем предыдущий.
Ночь. На небе только начали появляться первые звёзды. Ньюман стоял в защитном костюме угольного цвета, полностью освещённый тёплым светом. В стекле его каски отражался большой пожар - горел невзрачный домишко очередного диссидента. Обыденное дело в годы, когда государство только начинало строиться. На улице в такой поздний час было очень тихо и безлюдно, поэтому хорошо различался каждый звук потрескивания балок, которые облизывали языки пламени. Он с некоторым религиозным трепетом смотрел на огонь. Так себя чувствует каждое живое существо, что-нибудь разрушая, а у людей это чувство даже было гипертрофированно Создателем. С самых ранних пор, он, ещё будучи маленьким ребёнком, стремился к разрушению, ломая самое дорогое что у него было в этом возрасте - игрушки.
Внезапно, тихую, в некотором смысле, даже умиротворяющую картину, прерывал протяжный крик. Входные двери распахнулись и из охваченного пожаром дома выскочил сильно обгоревший человек. Норманн откинул в сторону специальную газовую горелку, спешно стянул с себя защитную каску и побежал к мужчине. Оказывать любую помощь диссиденту было запретным делом: военных, членов Комитета по борьбе с инакомыслием, партийцев за это ждал расстрел; простых граждан приговаривали к лагерным работам и он это знал не хуже других. В пару прыжков Ньюман преодолел расстояние до обгоревшего человека. Тот, упав, без движения продолжал лежать на животе. Перевернув его на спину, Норманн в ужасе отскочил в сторону. В обгоревшем до безобразия трупе он узнал себя.
...
– Весь мир, как я уже и говорил, плод нашего больного воображения. Созидая, что-либо, мы думаем, что станем частичкой вечного, разрушая - напротив, освобождаемся от него. Но на самом деле всё менее романтично - это система жизни, заложенная в человеке с самого рождения. Одних она побуждает творить, хотя они прекрасно понимают - ничто не вечно; других побуждает разрушать, хотя они понимают, что не разрушат мир до основания. Система жизни, - этими словами сосед Ньюмана по палате закончил свой диалог со стеной, так как его "собеседник" не отвечал, он повернулся к Норманну. Сам Норманн, не отошедший от кошмара, вытирая пот со лба, был погружён в очередную мысль, тесно связанную с его сном, со всей его жизнью...
– Нет, это не так, - начал было он, но был тут же прерван на полуслове.
– Ты загнан в угол и, прежде всего, самим собой. Отрицаешь собственные ошибки, отрицаешь себя самого. Работая в Комитете по борьбе с инакомыслием ты прекрасно понимал на что идёшь и делал это осознанно.
– Пропаганда...
– Отрицая, Ньюман, ты разрушаешь самого себя - ты был частью этой пропаганды. Активным сторонником с самого начала революции, строительства первых баррикад, первых захватов административных зданий и банков. Только имея такой послужной список можно стать членом КПБИ.