Моя Борьба | Короткие рассказы
Шрифт:
– Но сейчас я против этого режима.
– Пропаганда изменилась, людям стали надиктовывать совершенно новые идеи, а так как их концепция оказалась схожей с той информацией, что ты получал в детстве - ты охотно принял эти идеи. Не хочешь ли сказать, что отвергнуть идеологию партии стало личным решением и тебя к этому никто не подталкивал?
– Нет, - выкрикнул Норманн и заёрзал, сидя на постели. Врать он никогда не умел, его всегда выдавала чрезмерная суетливость в такие моменты. Это заметил и его собеседник. Улыбнувшись, он отвернулся и снова принялся философствовать со стеной, как ни в чём не бывало. Ньюман, погружённый в собственные мысли, уже этого не слышал. Он вспомнил, как помог бежать одному писателю, чьё творчество члены Литературного Товарищества на одном из своих закрытых собраний постановили "предать забвению". В данном случае "забвению" предавали не только книги, но и самого
...
Взгляни на себя в зеркало! Внимательней! Ну же, не бойся увидеть за этой одеждой себя настоящего и убери руки от лица, все же это мешает. Теперь, наконец, можешь удовлетвориться результатом... Фух, чувствую себя скульптором, срывающим покрывало с собственной работы. Ну, что же? Нет, не всматривайся в мелкие изъяны своего тела. Подними голову выше и очень внимательно, как никогда в жизни, всмотрись себе в глаза. Будто ныряешь в самого себя; проплывая через детские воспоминания, юношеские мечты, переживания среднего возраста - ну, что же видишь теперь? Не слишком ли жуткая картина предстала перед тобой?!
Глава 2. Государство. Надзор. Единство. Вера.
Чёрные тучи полностью заволокли небо. Дождь успокаивающе барабанил по оконному стеклу. Всю эту умиротворяющую идиллию, порой, прерывали яркие вспышки молний и раскаты грома, но потом всё снова возвращалось в привычное русло. Норманн сидел на полу, подогнув ноги под себя. На его руках смирно сидели два котёнка: чёрный и белый. У обоих на спине (от шеи и практически до самого хвоста) красовались проплешины, которые были вызваны сильными ожогами. В кресле напротив, в такой же позе, сидела Софи и внимательно смотрела в экран большого телевизора, занимавшего пол стены. То, что раньше считалось роскошью, сейчас находилось в половине домов страны, а у второй половины такие устройства занимали и всю стену целиком. По центральному каналу шла экономическая передача, где зачитывался отчёт: сколько государство построило домов типа "Алюм" за последний месяц и сколько сэкономило на этом средств.
Норманн решил прервать молчание:
– Знаешь, они врут. Нагло врут.
– Что ты такое говоришь?
– забеспокоилась Софи. Её голубые глаза быстро забегали по комнате.
– На счёт домов. Я случайно подслушал один разговор. В общем, деньги, которые предназначались для постройки пяти модульных домов, положили себе в карман глава Министерства строительства вместе с моим начальником, - подумав, добавил Норманн, - Так как поступая на работу в КПБИ, я присягал государству, то решил написать по этому поводу анонимную жалобу с просьбой о проверке. Я даже не думал о повышении в должности, которое в таких случаях обычно полагается тому, кто "настучит". На другой день вернул мне анонимку, подкрепив странным нравоучительным разговором. Мол, мир стоит на трёх слонах, один из которых - коррупция. Люди представляют собой черепаху, держащую этих слонов - они постоянно стремятся к обогащению любыми путями и не нужно идти против человеческой сущности... надменный рыжий козёл!
– центральный телеканал закончил показ новостей рассказом о разработке сверхмощного оружия, способного за несколько секунд уничтожить всю планету и переключился на развлекательное шоу, которыми, кстати, было забито 95% эфирного времени. Мысли Норманна снова автоматически перетекли в воспоминания о писателе-диссиденте, взывавшем к тому, что новое поколение уже отбросило все нравственные критерии, желая создать абсолютное оружие - вершить самому жизнь и смерть.
– Ладно, успокойся. Давай я лучше расскажу тебе, о том, что недавно познакомилась с одним парнем. Я тебе хотела его представить. Думаю, он тебе точно понравится.
– Посмотрим, - слегка улыбнулся Норманн.
– Он обещал, что скоро приедет.
Гроза прошла, но дождь в разы усилился и лил, словно из ведра. На лестничной площадке послышались шаги. Раздался звонок в дверь. Софи спешно выбежала из комнаты открыть входную дверь. В квартиру зашёл мужчина в чёрном намокшем пальто, со слегка порванной полой. Он нежно приобнял Софи, разгладил свои намокшие рыжие волосы и вошёл в квартиру.
...
– Допустим, наш мир стоит на трёх слонах, которых держит на своей спине огромная черепаха. Если это так, то сейчас мы живём в век, где каждого из этих слонов убили ради какой-то дорогой, но бесполезной безделушки, сделанной из слоновой кости. А черепаший суп сейчас потребляет в каком-то изысканном заведении буржуа. Почему современное общество делится на потребителей, которые, смешиваясь в единую толпу, пережёвывают всё, что им засунут в рот и тех, кто ради личной выгоды готовы наплевать на всё и производить этот самый продукт?
– Норманн со времени подъёма с постели смотрелся довольно бодро и охотно лез на дискуссионное поприще. Он яростно размахивал руками и было не понятно, что вызывало такую вспышку гнева: обсуждаемая тема или длительный перерыв в принятии лекарств.
– Явление "общества потребления" существовало на протяжении всей истории человечества. Это заложено в человеке ещё от животных, нужда которых - пища, спаривание и общность. Люди в эволюционном развитии не далеко ушли от них, а "потребление" как раз удовлетворяет эти нужды. Плюс, оно объединяет людей в некую субкультуру, что делает потребление масштабнее и осмысленней. Это естественно. Технический прогресс с годами изменил это явление на более систематизированное, - сосед Ньюмана по палате был напротив спокоен и говорил так непринуждённо, будто просто читал заранее заготовленные фразы.
– Я не считаю, что "это естественно". Действующая система давит на человека, заставляя работать вдвое больше, чтобы вдвое больше потреблять. Если система не работает в полной мере, то её нужно разрушить и строить заново.
– Фактически ты сейчас призываешь разрушить рынок труда, но данные действия ни к чему не приведут - это безумие. Если ограничить человека в питании и при этом лишить желания питаться лучше - не является ли это рабством, против которого, Норманн, ты выступаешь? Подрыв системы не разрушил бы её, а лишь вернул к прежним примитивным истокам.
– Человек отошёл от животного уже тем, что у него есть не только нужды, но и духовные потребности. Я призываю к тому, чтобы люди боролись за право быть людьми, а не животными. Боролись против навязывания животных нужд через СМИ. Боролись против рабства потребления.
– Эта "борьба" с государством, которую ты упомянул, ни к чему абсолютно не приведёт - порыв гнева, не более. Государство - это огромная живая система, могущественней и прекрасней которой нет ничего. Разрушить её невозможно, а попытаться - означает лишь ослабить. Мы должны понимать: быть рабом этой системы - почётно. И чем влиятельней, работоспособней становиться она - тем более почётно прислуживать ей.
– Но зачем тогда дана жизнь, если ты кладёшь её на жертвенный алтарь? Зачем нужна свобода, которую не готов защищать? Зачем нужны ноги, если ты не можешь ходить?
– на этот раз последнее слово осталось за Норманном. Казалось, ему готовы были уже ответить на заданные вопросы, но на часах уже было 7:45 и Норманн спешно последовал за недавно прибывшим санитаром в столовую. Ноги его быстро несли по освещённому серому коридору. Ощущался некий прилив сил и состояние эйфории.
Мысли о борьбе за свои естественные права сильно воодушевили его. Поэтому, войдя в столовую, Ньюман решил воплотить свои революционные идеи хотя бы в малом, распрощавшись с формальным табу, связанным с пронумерованными порциями и столами. Бережно взяв точно такую же по содержанию, но с другим номером порцию, Норманн сразу же хотел её поставить обратно, но сдержался и понёс еду к столу под номером "один". Несмотря на все его домыслы, ничего не произошло, в ответ доктор лишь на скорую руку что-то записал в свой блокнот и последовал за ним. Наконец сев, Норманн почувствовал облегчение. Вольготно развалившись на стуле, он погрузился в мир своих мыслей. Про себя он любил их сравнивать с разноцветными бумажками-напоминаниями, которые развешивали на холодильнике. Мыслей становилось порой настолько много, что они просто засоряли его голову, как и эти листики, из-за большого скопления которых не проглядывался сам холодильник. Это были и революционные идеи, и воспоминания из молодости, и обрывки снов, и заметки в записной книжке... "Стоп!" - промелькнуло у него в голове, я даже забыл сегодня записать собственные мысли... ну и к чёрту! Внезапно его размышления прервал пациент под номером 100420, который уже закончил свой завтрак и направлялся в сторону двери.