Моя Борьба | Короткие рассказы
Шрифт:
Чтобы как-то сохранить эту мысль, Норманн потянулся к своей записной книге, которую вместе с ним уже перенесли в новую временную палату. Но прежде Ньюман решил описать своё состояние здоровья, хоть и понимал, что врачи его знают не хуже (если не лучше), чем он сам.
Карандаш упорно не хотел держаться в руке. Норовил выпасть, выскользнуть из вспотевших пальцев. Последний оставшийся друг намеревался предать, оставив Норманна наедине с собственными мыслями. Мыслями, которым так давно не верят врачи этой высокотехнологичной клиники.
"Беспокоит лёгкая головная боль, а также неприятные ощущения в желудке из-за чего подташнивает. Припухла мочка правого уха, больно притронуться.
Написав это, Ньюман всерьёз задумался, имеет ли смысл вообще вести тайный дневник, ведь эти мысли, скорее всего, как и он сам, не покинут предела больницы. Да и к тому же, кому будут интересны мысли простого работяги, прожившего в целом скучную жизнь. Норманн понимал, что даже одной строчки с упоминанием о нём - слишком много. Не говоря уже о дневнике; Ньюман был слишком среднестатистический. Определённо, о его жизни никогда не напишут новеллу или роман.
Через небольшой промежуток времени, Норманн, не скрываясь, на виду у камер, расположенных по углам палаты, спокойно оторвал несколько листков из своего больничного блокнота. Снова взявшись за ручку, он приступил к личным записям:
"Любой человек, независимо от возраста, социального статуса и личных убеждений, старается обезопасить себя от внешнего мира. Страх гонит человека в мир иллюзий, страх остаться с собой настоящим наедине. И этот мир скрывает человека от реальности, как защитный хитиновый панцирь некоторых насекомых. Я не могу сказать, что это - плохо, но не могу и сказать, что хорошо всю жизнь бегать от себя же самого. Человек возвёл в культ самосохранение и безопасность - это проявляется во всех аспектах жизни. Человек ради собственной безопасности готов преодолеть большее расстояние, чем птица, отправляясь в сезонный перелёт. Только птица проходит весь этот путь, чтобы продолжить движение дальше - продолжить жизнь, а человек - попросту разлагаться со всеми удобствами".
Написав эту, как показалось, глубокую мысль, Норманну вспомнилось местечко, в котором ему пришлось провести раннее детство. Описанный на листке процесс ему показался точь-в-точь похожим на течение жизни в этом провинциальном городке. Нью-Коал был расположен недалеко от угольного разреза, производящего (на момент рождения Ньюмана) 500 тысяч тонн угля в год. И понятно, что вся жизнь граждан Нью-Коала была связана с углём. Они дышали дымом заводов, перерабатывающих уголь; они ступали ногами по переработанному углю, когда шли на работу; они пили рыжего цвета воду, загрязнённую этим самым переработанным углём.
Когда мальчику исполнялось восемь лет, ему дарили красный защитный костюм с чёрными штанами, и он отправлялся в разрез добывать для государства "чёрное золото". Девочкам официально разрешалось работать с девяти лет.
Смену ознаменовывал протяжный гудок, который, как казалось Норманну, звучал у него в памяти и сейчас.
Вой сирены всё возрастал и возрастал. Схватившись за голову, крепко зажав ладонями уши, он хотел, чтобы ненавистный звук прекратился. Картинки из детства проносились всё быстрее и быстрее. Норманн до покраснения сжал руками свой череп. Его голова, казалось, не выдержав нагрузки, вскоре лопнет, как переспелый арбуз. Однако, вой сирены стих. Поводом сигнала являлся всего лишь принесённый завтрак. На часах было 7:45. Тщательно пережёвывая комки в молочной пшённой каше, Ньюман попытался вспомнить ещё что-нибудь из своего раннего отрезка жизни.
У жителей Нью-Коала было множество проблем, но они старались не замечать того, что не касалось добычи и переработки угля, дружно выходя под гудок маршем красно-чёрных инструментов. Затыкая уши берушами, горстями принимая успокоительные...
– средства отвлечения, по сути, были не важны. Главным оставалось только производство угля. . По городу "ходили" и наркотики, на которые правительство закрывало глаза. И так продолжалось где-то до 55-60 лет, когда человек уже не мог держать в руках инструменты, выходил на трудовую пенсию.
С приходом технологий в Нью-Коале кардинально ничего не изменилось: повысился возраст работоспособности (теперь мальчики и девочки начинали работать с десяти лет), беруши уступили место микронаушникам, транквилизаторы стали более действенными, самые тяжёлые участки работы заняли машины, добыча угля выросла до двадцати млн. тонн в год. Наркотики нередко служили полноценным вечерним досугом вместо просмотра телевизора и заполоняли голову они никак не меньше. По-прежнему, порой, происходят крупные аварии, уносящие жизни десятка людей (во время одной из которых погибли и родители Норманна), но жители Нью-Коала не встают против данного уклада жизни. Более того, никто из них даже не задумывался изменить уже привычную систему, несмотря на то, что она была не справедлива. Их устраивает стабильность в любом виде, даже такая.
Но стоит ли винить систему, которая уничтожила в этих существах личности в угоду более продолжительного существования? Стоит ли винить людей за то, что они опустили руки также в угоду своего более продолжительного существования? Ведь обе стороны пошли на компромиссы, на торги с самими собой, в угоду взаимовыгодного симбиоза.
Ньюман хотел было записать эту мысль, однако в размышлениях "отбросил её в дальний угол". В ней не было никакой поучительной морали, пригодившейся бы потомкам или тому, кто найдёт дневник и прочтёт эту мысль. Каждый должен сам отправиться в этот путь. Но рано или поздно ноги того, кто упорно пошёл прокладывать свою дорогу, устанут, и он предпочтёт пожалеть себя, сойдёт на знакомую дорогу и не поползёт дальше на руках. Другой вопрос, сколько этот путь будет продолжаться?
Ньюман сам не знал (или просто боялся себе признаться), наступил ли такой момент торгов с самим собой. Продолжает ли он ползти, бороться, выживать? Хватит ли ему жизненных сил? Остался ли он тем юношей с горящими глазами, лезущим при каждом внезапно подвернувшемся случае на рожон или стал (уже навсегда) пациентом номер 100524, одним из тысячи сумасшедших в этом заведении? От давящих на сознание мыслей разболелась голова, а также появились неприятные ощущения в желудке.
Норманн крепко сжал веки, и перед ним возникла неизвестная тёмная комната. Она была настолько темна, что нельзя было узнать примерный её размер и заметить выход, но достаточно светла, чтобы можно было узреть её пустоту и удивиться относительной бесконечности. Эта комната являлась неким олицетворением его жизни; этот образ мозг Ньюмана создал с целью дать понять ему самому примерное описание его внутренних переживаний. Куда бы Норманн ни шёл, ни бежал, он оставался всегда в её центре и не находил ни вход, ни выход. Однако, продолжал движение. Точно так же и в его жизни: он не знал, верен ли выбранный жизненный путь, но, тем не менее, пытался следовать этому курсу. И теперь первый раз в жизни он остановился и всерьёз задумался о том, а необходим ли этот непрерывный поиск начала или конца, ведь его могло просто напросто и не быть.
Тёмная комната пугала своей мрачной таинственностью и, одновременно, вызывала чувство нежного трепета перед чем-то более могущественным, чем он сам - простое смертное существо. Комната же, казалось, существовала всегда, и трудно было представить, что такая темнота могла ютиться где-то помимо этого места. Она была самим синонимом слову "величественность", поэтому так хотелось из самой пустоты, мрака, создать что-то, чтобы стало частью этой комнаты - частью вечности.
Норманн поймал себя на мысли, что не заметил, как от этих соображений перешёл к общению с самим собой. Это ужаснуло его ещё больше - он и впрямь болен. Но что если можно как-то себе помочь, ведь осознание проблемы - первый шаг на пути к её решению? А что если нет?