Моя Борьба | Короткие рассказы
Шрифт:
– Знаешь, Ном, - так порой, дабы сократить свою речь, Сэм называл Норманна, - мне кажется, это слишком сложная тема, чтобы прийти к какому-либо решению, да и не нужно это обсуждать.
– Видишь, ты ведь сейчас избегаешь обсуждать даже вскользь такие темы, что уже сказать о более известных публичных личностях: журналистах или политиках.
– Не стоит так резко критиковать нашу страну. Недавно по федеральному каналу показывали репортаж о свободе слова в других странах, так вот там вообще полнейший беспредел происходит. Тем более, нашим властям нужно держать порядок в государстве.
–
– Но ты же сейчас свободно говоришь, хотя по-хорошему тебя должны были бы держать в одной из комнат КПБИ, - иронично усмехнулся Сэм.
– Полной свободы слова никогда не было, нет сейчас и не будет в будущем. Сколько бы лозунгов не выдвигали, что её "не задушишь, не убьёшь" - душат и убивают. И если я сейчас свободно двигаю языком - это вопрос времени. Значит, так кому-то выгодно. Когда станет не выгодно - уберут, - в ответ Сэм Шай ещё раз усмехнулся и разговор снова вернулся в привычное русло.
...
– Это не так.
– Вторая версия - Вас серьёзно подставил начальник, ибо Вы знали о какой-то крупной его махинации. И в целом ему мешали?
– Норманн подвёл глаза на людей из комиссии и снова обратился к своей памяти, к одному из нравоучительных разговоров с Начальником, произошедшем сразу через час после его задержания. Но на этот раз предметом рассуждений стали не сказанные слова главврачом, а он сам. Доктор напоминал ему Начальника рыжими волосами, бледной кожей, тембром голоса и даже немного властной манерой держаться, подсознательно ощущая себя выше других.
...
– Понимаешь, Ньюман, такие люди как ты, лишь разрушают наше общество. И если наша система, наше государство не идеально, то только из-за вас. Весь твой интеллект, или вернее то, что ты считаешь интеллектом - форма психического заболевания, с множественными симптомами, главным из которых является отрешённость от социума. Нужно ли молотку думать, чтобы забивать гвозди?
– Нет, - ответил после некоторой паузы Норманн.
– Верно. Так скажи мне, что тебе нужно? От чего ты бежишь? Против чего ты борешься, против всей жизненной системы? Ну же, отвечай, - Норманн снова взял выдержанную паузу, но в этот раз ничего не ответил.
– Холодные волны жизненного течения всех настигнут, товарищ Ньюман, как ни беги. Ты бежишь от жизни, от общества, от себя самого, как меленький ребёнок, испугавшийся большого мира и спрятавшийся под кровать - одну из частей этого мира. Вот в чём твоя болезнь - в постоянных попытках оправдать свой юношеский максимализм.
– Это не правда, я знаю...
– Но можешь ли доверять этой информации? Можешь ты на сто процентов быть уверенным, что в тебе сейчас не говорит болезнь?
– быстро перебил он.
– Я уверен.
– Взгляни на себя в зеркало! Внимательней! Ну же, не бойся увидеть за этой одеждой себя настоящего и убери руки от лица, всё же это мешает. Не слишком ли жуткая картина предстала перед тобой?!
– Норманн взглянул в зеркало, оттуда на него смотрел понурый, обрюзгший, бледный, уже не молодой мужчина с огромными багровыми синяками под глазами от недосыпания.
– А теперь?
– Не знаю.
– Вот, весь мир, так тщательно выстроенный тобою мир - лишь часть больного воображения. Наверное, ты до сих пор себя мнишь революционером, борцом, но вся твоя борьба ограничивается стенами комнаты. Мы давно следим за тобой, Ньюман. Не волнуйся, мы, наконец, нашли средство, чтобы вылечить тебя. Норманн, ты станешь вести нормальную жизнь, как и все; постоянный круговорот борьбы уступит место циклу жизни. Потерпи, - мужчина успокаивающе провёл рукой по его голове и, достав небольшой шприц, выдавил полностью его содержимое в тело Норманна.
...
Ньюман совершенно запутался и в этой путанице, разрушилась грань между его Начальником и главврачом, ставших теперь в его сознании одним человеком; грань между двумя не пересекавшимися реальностями, соединившихся в его голове. Он не знал, был ли этот мыслительный процесс правильным, скорее всего, нет. Норманн знал, что могло повлиять на него - собственная болезнь, которую он такое долгое время отрицал, достигшая своего пика. Однако, он ничего не мог с этим поделать.
– Это тоже не так, - сведя брови, ответил Ньюман.
– Дальше. А что же всё-таки произошло с Вашей сестрой?
...
Вечерело. Солнце, скрывавшееся весь день за свинцовыми тучами, окончательно пропало в кварталах столицы. Закрывая лицо от порывов ветра, Норманн шёл по направлению к дому Начальника, в который с недавних пор переехала Софи с ребёнком. Ветер вздымал столбы пыли с дорог; вырывал пакет, в котором он нёс подарок новорожденному племяннику - небольшого плюшевого медведя угольного цвета. Порой из этой непроглядной тьмы на случайных прохожих обращался суровый взгляд отцов - основателей государства, изваянных в мраморе. Свет неоновых вывесок у редких торговых магазинов придавал этим истуканам ещё более пугающий вид. Казалось, этот строгий отеческий взгляд вот-вот обрушиться на тебя, глупое дитя, совершившее маленькую провинность.
Пройдя через охранный пункт и, наконец, войдя дом, он надеялся увидеть мать, незнающую себя от радости, но застал Софи в мрачном расположении духа, уставившуюся в одну точку. Напротив неё на стене располагался огромный экран. В нём, точно также, неподвижно сидел опрятно одетый в старомодный тёмный костюм мужчина, который шёпотом (что было заметно по его мимики) что-то повествовал. Это было одно из тех жизнеутверждающих шоу, где диктор спокойным голосом мотивировал или попросту расслаблял человека. Подобные передачи были популярны и занимали самое лучших эфирное время на телевидении.
Посмотрев шоу ещё несколько минут, Софи, наконец, сняла наушники-бочоночки из ушей и, повернувшись в сторону двери, позвала нянечку. В комнату вошла невысокая полноватая женщина, обладавшая приятной "домашней" внешностью. Впереди себя она везла богато убранную коляску, в которой лежал малыш, укутанный коричневой в белый горох пелёнкой.
– Спасибо. Вы можете идти, миссис Кэйт, - сказала Софи, как только нянечка вкатила коляску. Женщина без лишних слов покинула комнату.
– Помнишь, в детстве у тебя было платье точно такой же расцветки?
– обратился к ней Норманн, но в ответ девушка лишь кротко кивнула.