Моя чужая дочь
Шрифт:
– Сара?
Она кивает, оглядывается вправо-влево и лишь затем переступает порог. Я замечаю, что она все сглатывает, словно ее тошнит и вот-вот вырвет. В гостиной я предлагаю девочке устраиваться в кресле. Клиентов я всегда принимаю в своей небольшой гостиной, усаживаю в кресло, сама располагаюсь на диванчике, а чай с печеньем успешно сглаживает неловкость первых минут.
Поначалу все волнуются – до тех пор, пока не убедятся, что я не кусаюсь и в основном попадаю в точку. И все же я крайне осторожна в том, что
– И как же тебя зовут на самом деле? – интересуюсь я. – Чаю выпьешь?
Чаю я ей наливаю, не дождавшись ответа. Два вопроса подряд, похоже, – бремя для ребенка непосильное. Я успела откусить печенье и запить чаем, прежде чем она открыла рот:
– Вы ж гадалка. Должны знать.
Глаза ее бездонны, а взгляд потухший. У девочки проблемы – она мне сама сказала по телефону. А впрочем, без проблем ко мне редко приходят.
– Пусть я буду Сарой.
Наклонив голову, Сара сцепила пальцы. Тыльные стороны ладоней расписаны хной, но узоры давнишние, выцветшие. Ногти нежно-вишневого цвета.
– И что бы ты хотела узнать, Сара?
Я еще не решила, чем воспользуюсь. Достать таро? Или хрустальный шар? Что ее больше впечатлит? Обратиться к рунам? Погадать по руке?
Сара абсолютно неподвижна, взгляд приклеен к сцепленным пальцам, длинные темные волосы обрамляют лицо. Я смотрю на нее и жду. Проходит минут пять, прежде чем она резко, с усилием вздергивает голову. Глаза цвета корицы смотрят прямо в мои.
– Я беременна и хочу знать, кто это, мальчик или девочка, потому что если мальчик, тогда отец меня не так сильно убьет. – Выдав фразу на одном дыхании, она набирает полную грудь воздуха и продолжает: – Ненавидеть будет, но не убьет совсем.
Я и бровью не повела. Мне уже не страшно слышать про детей. Тринадцать лет прошло как-никак. Жизнь идет своим чередом. Не одна женщина родила после меня. И не один малыш умер после моей девочки. Моей историей уже никого не удивишь.
– В таком случае, у тебя будет мальчик. – И я тоже делаю вдох поглубже, поскольку роль консультанта по семейным отношениям, в отличие от экстрасенса, мне незнакома. Черт бы побрал эту девчонку. – А твоя мама знает?
Сара вновь опускает голову.
– Мама умерла.
– Давай спросим, что она обо всем этом думает.
– Нет! – Она сползает с кресла на колени и, спрятав лицо в ладонях, завывает: – Стыд, стыд, стыд…
– Если мама умерла, разве…
Разве это имеет значение, хотела я сказать, но осеклась. Для Сары имеет, и еще какое. Мама умерла, а она беременна.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
На два года старше Наташи.
– А когда умерла мама?
– Когда меня родила. – Вытерев лицо рукавом, Сара садится в кресло. – Почему ты столько всего
– Я знаю лишь то, что мне открывается, Сара.
Теперь мой черед опускаться на колени. Так удобнее читать по руке. Я переворачиваю руку Сары ладонью вверх. Шесть детских линий, три из них прерывистые или ломаные. Рискнув, я прикладываю ладонь к ее животу. Месяцев шесть, должно быть, или около того. Совсем незаметно под свободным платьем и кофтой, да и тело юное, тугое, так что животик небольшой. И все же я чувствую внутри младенца – и знаю точно, что это девочка.
– Определенно мальчик.
Мука на лице Сары тает, а я невольно отвожу глаза.
– Правда? – Она обнимает ладонями живот и улыбается. – Скажу отцу, что назову ребенка его именем. Может, тогда он меня простит. Не сразу, но простит. Только я все равно не смогу выйти за Фархада, как хочет отец. Теперь меня никто не возьмет.
Я тасую карты таро и протягиваю Саре:
– Сними.
Что угодно – лишь бы положить конец этому сеансу психотерапии. Сара снимает, я выкладываю крестом пять карт на столик рядом с подносом. Смерть, Шут, Император, Тройка Мечей и Сила.
Истина открывается мне без помощи карт:
– Ты его любишь, верно?
Сара кивает. Глаза цвета корицы заволакивает дымка.
– Но он белый, а твой отец не позволяет тебе встречаться ни с кем, кроме парня, которого он тебе выбрал в мужья?
Еще один кивок. Я злюсь сама на себя – уж больно все просто. Я не в будущее ее заглядываю, а пытаюсь заменить ей мать.
– Возьми печенье, Сара.
– Что говорят карты? Здесь смерть. Я боюсь. – Сара тычет пальцем в крест из карт, засыпая крошками Безумца.
– Смерти бояться не надо. Эта карта может означать и что-то новое в жизни. Точнее, смерть прошлого.
Пресс-конференцию организовали на следующий день, в центральной гостинице Нортгемптона. Я была поражена стремительностью событий. Уже через несколько часов мой родной город заполонили журналисты и телерепортеры. Зато я потратила следующие сутки на то, чтобы принять душ и одеться. Меня будто набили мокрым песком, и даже по дому я передвигалась как со свинцовыми гирями на ногах. Неужели столько народу понаехало сюда только ради того, чтобы увидеть меня?
Нас с Энди привезли в «Мариотт-Отель» на полицейской машине и проводили в отдельный номер. Сюда доносился рабочий гвалт: в зале для пресс-конференции проверяли оборудование, воевали за наилучшую точку, откуда бы снять меня, умоляющую, в слезах.
Я надела бледно-голубой костюм, в котором была на крестинах Наташи, и пожалела о своем выборе. На правом плече остался крохотный след от Наташиной отрыжки. Помню, я все прижималась щекой к белесому пятнышку. Детектив Ламли сунул мне в руки листок: