Моя чужая дочь
Шрифт:
– Когда доставить цветы? – На фоне своего урода-босса девушка казалась еще очаровательнее.
– Завтра.
– Как зовут вашу жену?
– Эрин Лукас, – повысил голос Роберт, умышленно назвав прежнюю фамилию жены и не отрывая глаз от Бакстера. Сейчас он чувствовал себя актером эпизода, свистнувшим ключевую реплику главного героя.
Блондинка взяла ручку, но прежде, чем она успела что-либо записать, Бакстер Кинг закруглился с разговором и лег животом на прилавок.
– Салли, детка, я сам оформлю заказ. Летите, птички мои, освежите вместе с Элисон товар на уличных стойках. – Жестом
Всего несколько слов – а Бакстер Кинг словно врос в землю, став еще ниже ростом. Дурацкая клумба на аляповатой рубашке вмиг засохла, пухлые щеки и ладошки скукожились, как сосиски-гриль, серые глаза заволокло тоскливой пеленой дождя, а между оспинами рябого лица вспыхнули сотни пунцовых прожилок.
– Верно. Цветы для моей жены. – Роберт демонстративно вскинул голову, расправил плечи. И снял очки.
– Что с ней? Она в порядке? Заболела?! – Бакстер Кинг суматошно побарабанил пальцами по губам и вцепился в бороденку. – Неужели я пропустил ее день рождения?
Роберт фыркнул, придавив Кинга тяжелым взглядом. Распластав ладони на прилавке, подался вперед:
– Эрин здорова. И до ее дня рождения время еще есть. А цветы я ей посылаю просто так. Потому что хочу дарить ей цветы. Потому что люблю ее.
– Уф-ф, утешил, котик! – Кинг облегченно выдохнул и нашел в себе силы улыбнуться. – Но почему фрезии? Нельзя слать Эрин фрезии – нет, нет и нет! – Бледная улыбка засияла в полную силу, и цветочник, просеменив из-за прилавка, сунул Роберту ладонь с кустиками шерсти на пальцах. – Бакстер Кинг. Душа моя, а ты не иначе как Роберт? Наслышан, наслышан.
Застигнутый врасплох, Роберт ответил на рукопожатие и безмолвно – поскольку онемел от наглого признания Кинга в связи с Эрин и поскольку тот трещал без остановки – двинулся в обход зала, внимая лекции о вкусах собственной жены.
– Лично я выбрал бы для Эрин геликонию, – разливался цветочник. – Вот хотя бы «мексиканскую золотую». Умопомрачительно хороша в высокой вазе, увитая бусами. Или же возьми несколько веточек красного имбиря, мальчик мой. Дорогая, правда, штука до ужаса – из Пуэрто-Рико выписываю. – Бакстер звучно шмыгнул и утер нос ладонью. – Но Эрин того стоит!
– Благодарю. Я останусь при своем мнении. Фрезии, будьте любезны, – с металлом в голосе произнес Роберт.
– А как же геликония?! – Бакстер Кинг отступил на шаг, театрально подбоченился и вздернул брови. Обветренные губы сложились в горизонтальный вопросительный знак, водянисто-серые глаза молили Роберта передумать – и он едва не согласился на геликонию.
– В день знакомства я подарил ей фрезии. – Нет уж, в этой битве цветов победа останется за Робертом. – Я хорошо знаю свою жену. И могу вас заверить, что она будет рада букетику фрезий.
– Угу. Будет рада. То-то и оно. Каждый день сталкиваюсь с одним и тем же. Мужчины приходят ко мне за хризантемами для жен, любовниц, подружек. – Бакстер Кинг выбросил руки в сторону Роберта и на долю секунды замер. – А я хризантемы не держу! Зряшная трата денег на никчемные лепесточки. Моя
Роберт смотрел на Кинга, растекающегося пудингом по тарелке, даже ощущал Кинга, поскольку цветочник ухватил его за руки, – но ничего не мог сделать, чтобы остановить Кинга. Тот смахивал на плющ, буйным энтузиазмом оплетая клиента. Истинный мастер своего дела, вынужден был признать Роберт. Если бы не четкая цель – вытрясти из Бакстера Кинга душу за роман с чужой женой, – Роберт поддался бы на уговоры и заказал пуэрто-риканский красный имбирь. И по фигу заоблачная цена.
Роберт неловко глянул на свои ладони, все еще в хватке рук Бакстера, правда слабеющей – влажные пальцы цветочника соскальзывали.
– Понял, котик? Моей любимой Эрин нельзя… никак нельзя дарить фрезии! В них нет ничего особенного, а Эрин – девочка особенная, единственная в своем роде! – Кинг наконец освободил Роберта, прислонился спиной к прилавку и в ожидании ответа принялся возить носовым платком по взмокшим лбу и шее.
Роберт не знал, что и сказать. Озадаченный, еще покружил по небольшому залу, словно бы приглядываясь к редкостным растениям, а на деле гадая, не ошибся ли он адресом. Точнее – не нарвался ли на какого-то другого Бакстера Кинга. На память пришли письма Эрин к Кингу, которые она так тщательно прятала у себя в кабинете. Не приходилось сомневаться в близких отношениях между этими двумя людьми, как и в том, что их связь продолжалась и после замужества Эрин.
– Давно вы знаете мою жену? – Роберт остановился перед цветочником, скрестив руки на груди. Тон его обвинял.
Бакстер Кинг задумался, вперив взгляд в потолок.
– Э-э… Да уж тыщу лет. Познакомились, когда ее дочке всего-то года три было, ну разве что четыре. – Он задрал голову, обнаружив рубцы от ожогов в складках толстой шеи, и тяжело, с присвистом, вздохнул. – На воровстве нашу куколку застукал – цветочки мои тырила. (Бакстер не позволил сказать и слова Роберту, возмущенно открывшему рот.) Бедняжка упала прям на пол и давай носом хлюпать, слезы лить. Рассказала мне все про себя – и до того мне ее жалко стало. Совсем девонька отчаялась, ей-богу. Сама еще птенчик, а уж ребятенка кормить надо.
Роберт захрипел с открытым ртом, словно подавился невысказанными словами. Готовые сорваться с губ возражения застряли в горле мерзким непрожеванным куском. Нет, здесь определенно какая-то ошибка. Миг спустя, когда Бакстер Кинг погрузился в воспоминания, пустым взглядом уставившись на пурпурные рододендроны, Роберт в голос расхохотался.
– Надеюсь, вы тоже поняли, что произошла путаница? – Он обмяк от облегчения, шумно выдохнул. – Мы говорим о двух совершенно разных женщинах!
Роберт недолго радовался. Цветочник ведь упомянул о дочери Эрин… И кроме того, нельзя просто закрыть глаза на письма, которыми Кинг – владелец «Королевских цветов», то есть этот самый Кинг, – забрасывал Эрин.