Моя чужая дочь

Хайес Саманта

– Эй, парень… – Я растираю предплечья – наверняка завтра будут синяки от его пальцев.

– Ну и сколько набежало на круг, учитывая обслуживание в долг? – Он отодвигает меня в сторону, чтобы выключить душ, и натягивает мокрые брюки.

Он смотрит на меня, я не шевелюсь. Дышать в кабинке все тяжелее, и пар тут ни при чем.

– Пожалуй, пора расплатиться по счетам.

Роберт толкает меня на кафельную стену – в поясницу впивается ручка душа. Схватив за запястья, он дергает мои руки вверх и с силой прижимает к стене над головой. Мне больно и страшно. И я по привычке уползаю в свою раковину,

отрезаю себя – от Роберта, от мира. Ничего не случилось. Все хорошо. Все в порядке.

– Сколько я тебе должен за весь наш секс? Ну? Почем берешь?

Зажмурившись, я отворачиваюсь.

– Говори!

– Я тебя не понимаю, Роб. Пожалуйста, прекрати. Ты меня пугаешь. – Открыв глаза, я вижу его шею – она вздулась венами. – Дай мне полотенце. Холодно.

Роберт отпускает меня, будто резко выдохнув после затяжного вдоха, и я проскальзываю мимо него. Надеваю халат, затягиваю пояс. Не хочу его слушать. Что бы он ни сказал, я не услышу ни слова.

– Так сколько с меня? – Он стоит в проеме, загораживая мне дорогу в спальню.

– Роберт… ч-что вчера… произошло? Ты ведешь себя… странно.

У меня дрожит голос. И звучит визгливо. Без паники. Он не знает. Он не знает.

– Я не был на конференции. Я ездил в Брайтон.

– В Брайтон?

Спокойно. Он не знает. Не может знать. Я чувствую спиной солнце. Оно светит в запотевшее окошко ванной. Светит, но почему-то не греет.

– Где познакомился с Бакстером Кингом.

– Кто это? Твой коллега? Или клиент? – Отлично. Голос не дрожит, визгливые нотки исчезли. – Ты раньше не упоминал о таком.

Скрывая страх, я ныряю под его руку – и вот я уже в спальне, у шкафа. Хватаю то, что подвернулось. Спиной к Роберту, надеваю джинсовые шорты и топик, сооружаю чалму из полотенца. Присев перед трюмо, протираю лицо косметическим молочком и чуть-чуть подкрашиваюсь. Сойдет и такой макияж. Нет сил даже замазать ненавистную родинку на щеке. Я шлю Роберту улыбку в зеркале. Сейчас важно выглядеть как обычно.

– То есть… ты заявляешь, что человек по имени Бакстер Кинг тебе незнаком?

– Именно. – Теперь немножко блеска для губ. Иначе Роберт догадается, что со мной что-то не так.

– И, если я правильно понял, в Брайтоне ты тоже никогда не жила?

– Никогда. Я даже проездом не бывала в Брайтоне. – Вожусь с часиками, мысленно проклиная неудобный замок. Чтобы не обращать внимания на бешеный ритм сердца.

– Ну а если я скажу, что уверен в обратном, что ты отлично знаешь Бакстера Кинга и довольно долго жила в Брайтоне?

Теперь он стоит у меня за спиной, прожигает взглядом мое отражение.

– В таком случае я отвечу, что ты ошибся. Или тебя ввели в заблуждение.

Я не шевелюсь, не моргаю, не дышу. Просто смотрю на него. И стараюсь не забывать, что в моей жизни бывали минуты страшнее.

– А если я задам еще один вопрос… вопрос, который может изменить между нами все, – клянешься сказать правду?

– Конечно, но…

– Ты когда-нибудь зарабатывала на жизнь сексом?

Мой мир превращается в развалины, нас с Руби снова ждет бегство и скитания, но я не могу позволить себе колебаться. Встаю и поворачиваюсь

лицом к Роберту. Не надо с нами так… Ну почему он не оставил все как есть? Глаза мои наполняются слезами. Мне не приходится изображать потрясение, которое пронизывает меня как электрический разряд. Входная дверь хлопает, слышны голоса, потом музыка. Руби вернулась из школы. И сразу за пианино.

Я ловлю свой шанс. Выскочив из спальни, бегу вниз по лестнице. К моей девочке.

– Руби!

А я ведь знала, что он забудет зонт. Вернулся, правда, не сразу – два часа понадобилось, чтобы заметить. После него покупатели были, но немного. Колокольчик звякнул, и вот он, снова на пороге, хотя и не такой промокший, потому что дождь наконец прекратился.

– Я забыл зонт. (Однако не забыл вытереть ноги.)

– Да-да, знаю. – Я достала из-под прилавка зонт – сухой, аккуратно сложенный, с застегнутым, как положено, ремешком.

– Собственно, я не столько за зонтом… Хочу купить еще цветов.

– Правда? – Я протянула ему зонт через прилавок. – Отлично.

Мы обменялись улыбками, и я опустила голову, сделав вид, что копаюсь в бумагах, а он отошел к цветам.

– Что посоветуете?

Его скрывала моя новая композиция из лилий. Я пересекла зал и остановилась рядом с ним. Он был гораздо выше меня.

– У вас праздник? Памятное событие?

– А какие ваши любимые?

Я ответила не задумываясь:

– Фрезии. Простенькие, зато аромат! Конечно, в сезон дешевле…

Я кивнула на цветы, которые предпочитала любым другим независимо от времени года. Он вынул все, что осталось в корзине. На пол со стебельков натекла лужица. Я завернула фрезии и назвала цену. Расплатившись – на этот раз наличными, – он протянул руку с букетом:

– Это вам.

– Мне? – Я прижала цветы к груди. Руки тряслись. Неужели?..

– Вы согласитесь поужинать со мной?

Да!

Руби впервые пригласила к себе мальчика. Как жаль, что у их дружбы нет будущего. Парень очень приятный. Руби играет для него, а он слушает, прислонившись к пианино, совершенно завороженный. Я организую детям пиццу с колой, отправляю в комнату Руби и остаюсь одна: Роберт уходит из дома, грохнув дверью. Быть может, уходит навсегда и из моей жизни. В горле стоит ком, но мне сейчас не до слез. Моя защита, мой панцирь вернулся, а ведь я всего несколько месяцев назад рискнула наконец избавиться от него.

Пока Руби с Артом делают уроки, я отбираю ноты и несколько дисков с музыкой Руби, которые записал Роберт. Я знаю, как они дороги сердцу моей девочки. Затем поднимаюсь наверх и потихоньку, чтобы Руби не услышала, снимаю два портпледа со шкафа на лестничной площадке. Бросив их на кровать в спальне, замираю от мысли, что теперь это не моя кровать. И спальня не моя, пусть я выбирала сюда пледы, ночники под цвет и пушистый коврик, чтобы Роберту было комфортно вставать по утрам.

Запихивая одежду в сумку, я то и дело смаргиваю слезы. Пускаясь в бега, я с каждым разом прихватываю с собой все больший кусок того мира, который оставляю за спиной. Однажды, наверное, придется нанимать фургон.