Моя единственная

Майклс Коринн

— Жаль, что я не записал это, чтобы вы могли увидеть, то, что я вижу, — говорит Зак себе под нос.

Конечно, не хотелось бы, но я не могу этого не сказать. Нет, я должна это сделать.

— Только для того, чтобы Шон увидел, что у меня нет к нему чувств, я не хочу целовать его снова и не намерена иметь с ним ничего, кроме дружбы. У меня есть еще одна неделя, чтобы доказать это.

Неделя, в течение которой я не буду жалеть, что не могу прижать его к стене, взобраться на него, как на лошадь, и делать с ним грязные вещи. До сих пор это было абсолютной пыткой, и не помогало то, что Шон расхаживал по дому голым при любой возможности.

Но я выдержала. Я могу продолжать это делать. Может быть.

Шон смотрит на него, приподняв бровь, как бы говоря: «Видишь. Она несет полную чушь».

— Я пойду проверю детей, Креветочка. Продолжай кормить себя той ерундой, которую ты несешь.

Я смотрю ему вслед, пока он уходит, насвистывая. Такой великолепный, неотразимый засранец.

Я вздыхаю и снова поворачиваюсь к Заку.

— Извини за это.

Он смеется.

— Не стоит. Ты немного напоминаешь мне меня и Пресли.

— Это та девушка, о которой ты говорил раньше?

Он кивает.

— Около семнадцати лет назад я ушел от нее. Это…это была самая большая ошибка в моей жизни. Мы были вместе еще со школы и так любили друг друга, что казалось, ничто не сможет нас разлучить. Она была моей лучшей подругой.

— Похоже на Деклана и Сидни, — размышляю я.

Глаза Зака слегка сужаются.

— Прости, Деклан — брат Шона, и они были школьными возлюбленными… и так далее, и так далее, и так далее.

Зак тихонько смеется.

— Ты говоришь как мой брат.

— Он кажется хорошим парнем.

— Так и есть, он так считает, когда мы говорим обо мне и Пресли. Эта история стара как мир, да? Два человека, которые поняли друг друга и которым нужно разобраться в себе.

Я смотрю в сторону Шона.

— Да, а иногда не получается.

— Трагические истории заканчиваются именно так.

— Это трагическая история?

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть, — отвечает Зак.

Отлично. Мне не нужна еще одна версия неудачных отношений между друзьями, даже если все закончится хорошо, то середина — нет. Это то, что удерживает меня от того, чтобы снова засунуть язык ему в рот. Я лучше справлюсь с тоской, которая останется на всю жизнь, чем с болью от потери.

— Расскажи мне историю о тебе и твоей лучшей подруге.

Зак кивает.

— Ну, во-первых, я нас сломал.

Это все, чего я боюсь.

— Понимаю.

— Но все, что было сломано подлежит восстановлению. Все, что тебе нужно — это связь, любовь и много гребаного терпения. Она научила меня этому. Нам пришлось потратить семнадцать лет, чтобы разобраться во всем, прежде чем мы смогли стать теми, кто мы есть сейчас. В этом мире нет ничего, чего бы я не сделал ради нее — ради нас. Видишь ли, в этом и заключается дружба. В основе всего этого лежит то, что она всегда была и остается моей лучшей подругой.

То, как он говорит о ней, вселяет в меня надежду, что наша с Шоном дружба достаточно сильна, чтобы выдержать любую бурю.

— И ты думаешь, что этой дружбы достаточно?

Зак улыбается, и его взгляд переходит на Шона, когда он возвращается к нам.

— Я думаю, что без нее у вас нет ни единого шанса стать чем-то большим. Он любит тебя, независимо от того, какие недостатки ты в себе находишь. Черт, если бы я мог предположить, я бы сказал, что он любит тебя больше из-за них.

Это почти полностью описывает мои чувства к Шону. Он может быть угрюмым, глупым и упрямым, но я люблю его до самой глубины души. Мы пережили

времена счастья и самые мрачные дни. Но я не знаю, значит ли это, что мы можем быть больше, чем просто друзья. Это большая проблема. Тем не менее он поспорил со мной, что я не продержусь и двух недель, и у меня нет ни единого шанса выиграть. С каждым днем мне все труднее и труднее сопротивляться тяге к нему. Я хочу его. Не так, как всегда, а как нечто гораздо более глубокое и значимое. У меня не так много времени, чтобы разобраться в этом, и именно это меня пугает. Если это просто влечение, то с этим можно справиться. Но если это нечто большее, то я не знаю, можно ли от этого отказаться. Время — вот что мне нужно. Еще одна неделя — вот что у меня есть, прежде чем наше пари закончится, и он снова станет никем.

— Что ж, несмотря ни на что, у нас есть еще неделя, в течение которой я буду просто его лучшей подругой, не более того.

Его улыбка наполняет холодный воздух.

— Ложь, которую мы говорим себе.

— Что за ложь? — спрашивает Шон, останавливаясь рядом с нами.

— Просто поговорил с Девни о чувствах.

Шон ухмыляется, в зеленых глазах пляшет озорство.

— Не волнуйся, Зак. Она может пытаться отрицать это, но я всегда видел ее насквозь. У нее есть чувства ко мне, просто она не готова их принять.

***

— Доброе утро, солнышко.

Я вскакиваю и оборачиваюсь, чтобы увидеть Шона, стоящего в дверном проеме кухни без рубашки.

— Что у тебя за отвращение к одежде?

Он ухмыляется.

— У меня его нет. Я просто знаю, что тебя раздражает, когда на мне меньше одежды.

Прошло два дня с тех пор, как Зак уехал, и с тех пор Шон сделал своей миссией сводить меня с ума. Вчера вечером он сказал, что ему нужно постирать, что означало снять с себя все, что на нем было надето, кроме нижнего белья. Я очень надеялась, что к этому времени перестану пускать слюни по его невероятному телу, но, похоже, чем больше я его вижу, тем больше хочу. Поэтому следующие пять дней сопротивляться ему будет очень тяжело.

Каламбур.

— Я не нервничаю, — отрицаю я и поворачиваюсь, чтобы закончить делать свой сэндвич.

— Нет?

— Нет.

Я слышу его приближающиеся шаги, и мое тело напрягается.

— Даже когда я делаю это?

Его руки движутся от моего запястья вверх по рукам, оставляя за собой мурашки. По телу пробегает дрожь, а его тихий смешок раздается прямо мне в ухо. Каждая частичка меня хочет повернуться в его объятиях, поцеловать его до бесчувствия и потеряться в его прикосновениях. Но со мной что-то не так. Я не хочу этого. Нет. Нет. Нет. Я хочу, чтобы он отступил и снова стал моим язвительным другом- засранцем, к которому у меня не было чувств. Это все из-за отсутствия рубашки. Так и должно быть. Меня поражает его пресс. Вместо того чтобы утонуть в его прикосновениях, я выпрямляю спину и напоминаю себе о пари. Я не уступлю, когда осталось всего пять дней.

— Извини, — говорю я настолько отстраненно, насколько могу. — Я считаю, что нам нужны дополнительные правила относительно этого твоего пари.

Тепло его дыхания скользит по моей шее, заставляя волосы встать дыбом.

— Какие правила?

Я поворачиваюсь, толкая его грудь, чтобы освободить немного места.

— Ты не можешь просто подойти ко мне сзади и начать трогать меня. Это нечестно.

Губы Шона превращаются в наглую улыбку.

— Я никогда не говорил, что буду драться честно.