Моя единственная
Шрифт:
— О чем ты думаешь? — спрашивает Коннор через минуту.
— Просто из всех людей, которые, как я думал, выберутся из Шугарлоуф, Девни была на первом месте. Она была умнее всех в два раза и обладала таким драйвом. Когда она поступила в колледж в Колорадо, думаю, никто не удивился.
— Я точно не удивился, — говорю я Деку.
— Точно. Вот почему я в замешательстве.
— У нее есть брат и племянник, — говорю я в качестве своеобразного объяснения. — Они с Джаспером всегда были близки. Черт, да он уехал за ней в Колорадо во время учебы в колледже
— Да, но… остаться рядом с Джаспером? Да ладно. Мы вчетвером знаем, как быть близкими с братьями, и я бы не стал оставаться рядом ни с одним из вас, ублюдков, — ехидничает Коннор.
— И все же мы здесь втроем, — замечаю я.
Деклан и Коннор оба пожимают плечами. Может, есть какой-то другой парень, о котором Девни не рассказывает, и поэтому она осталась. Хотя в этом еще меньше смысла, потому что она была с Оливером.
— Может, у ее отца не все в порядке? Она всегда была близка с ним, — предлагает Деклан.
Возможно. Как бы она ни ненавидела свою мать, ее отец — светлое пятно. Если с ним что-то происходит, о чем никто не знает, это бы все объяснило.
— Не знаю, может быть.
— Она разговаривала с ними с тех пор, как покинула их дом?
Я качаю головой.
— Она обсуждала это, но не думаю, что говорила.
— Это сложный вопрос.
У нас троих нет права осуждать кого-то за то, что он прервал контакт с родителями. Мы ушли девять лет назад, ни разу не оглянувшись на нашего отца. Конечно, он был пьяницей, который выбивал из нас всю дурь.
— Как думаешь, папа извинился бы, если бы мы дали ему шанс?
Коннор смеется.
— Вряд ли. Он считал, что бить нас — это способ научить нас быть мужчинами. Помнишь, как он ударил Джейкоба палкой?
Я сжимаю челюсть, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— Да.
— Да, все потому, что он плакал, когда сломал руку. И тогда старый добрый папа решил взять чертову палку и избить его ею, чтобы «дать ему повод поплакать». Он считал, что мы слабые, и его побои были способом закалить нас.
Каждый раз, когда вспыхивала хоть капля чего-то, кроме чистой ненависти к этому человеку, она быстро угасала. В нем не было доброты. По крайней мере, не после смерти мамы. Как будто она забрала всю доброту, которая жила в нем, и похоронила ее вместе с собой.
— Он был куском дерьма.
Я киваю, а затем отодвигаю пиво.
— И поэтому я не думаю, что он чувствовал угрызения совести. Если бы чувствовал, у него была масса возможностей обратиться к любому из нас. Вместо этого он нас поимел, заставив вернуться сюда.
— Пока что мы все справляемся, — говорит Коннор. — Я нашел Элли, а Сид и Дек наконец-то разобрались со своим дерьмом. Посмотри на себя, Шон, ты наконец-то признался в своих чувствах к Девни. Я не говорю, что согласен с методами, но, если бы все не пошло так, наши жизни шли бы разными путями.
Деклан смеется.
— Да, ты бы жил на
Он ухмыляется и поднимает пиво.
— Я бы так и сделал.
— Или со мной на пляже.
— Еще одна многообещающая возможность.
Я закатываю глаза.
— Но посмотри на себя сейчас.
— Да, я не тоскую по девушке, надеясь, что мой брат подскажет мне какой-нибудь трюк, с помощью которого я смогу заполучить ее. Вместо этого у меня есть девушка.
Мой средний палец поднимается в его сторону.
Деклан вступает в разговор.
— Согласен, брат.
— Да, вы все живете в свое удовольствие.
— Что бы ни сдерживало ее, ты должен раскрыть это и сделать все, что в твоих силах, чтобы помочь ей справиться с этим, — Коннор наконец-то дает стоящий совет.
— Ребята! — кричит Элли. — Пора есть!
Коннор кладет руку мне на плечо, вставая.
— Пойдемте в дом, чтобы мы могли посмотреть, как вы сгорите в огне.
Кто знает, может, мне нужно разжечь огонь, чтобы она сгорела. Пришло время зажечь спичку, рассказав ей правду о моем прошлом и надеясь, что она расскажет мне все, что ее сдерживает. Мы можем позволить прошлому превратиться в пепел и вознестись в наше будущее, если она только попробует.
Глава шестнадцатая
Девни
Ужин прошел весело. Было здорово быть с ребятами и моими подругами, мы просто наслаждались общением друг с другом. А еще были малыши. Боже, они такие чертовски милые.
Я постоянно держала на руках либо Бетанни, либо Дикона. Мне нравилось, что они так удобно устроились в моих руках, издавая свои милые детские звуки. Каждая минута была дороже предыдущей. Когда-нибудь. Однажды, у меня будет это. Однажды я буду держать ребенка на руках, защищать его, прижимать к себе и вдыхать его мягкий запах, пока он не запомнится мне.
— Ты в порядке? — спрашивает глубокий голос Шона с порога моей спальни. — Я звал тебя по имени, но ты не ответила.
— Да. Прости. Наверное, я… замечталась… — я хватаю пижаму, в которую собиралась переодеться, и бросаю ее на кровать. Ни за что на свете я не стану раздеваться прямо сейчас.
— Что у тебя на уме?
Я неохотно улыбаюсь.
— Мы.
— У меня то же самое.
Я смотрю на Шона, размышляя, является ли то чувство, которое мы оба испытываем, плодом нашего воображения или реальностью. Какая-то часть меня знает, что оно настоящее. Каждую ночь я чувствую, что тянусь к нему. Не так, как всегда, когда мы были лучшими друзьями, а гораздо глубже. Когда мы говорили с детьми на конной прогулке, он наблюдал за мной так, как я никогда раньше не замечала. А когда мы смотрим фильм, мы сидим чуть ближе. Каждый раз, когда мы вместе, что-то еще тянет меня к нему, заставляя желать все большего и большего. Последние несколько месяцев показали мне, что Шон — это нечто большее. Он… все. Он тот парень, с которым все кажется правильным.