Моя единственная
Шрифт:
— И когда это случится, — говорю я, не отрывая взгляда от Девни, — надеюсь, тебе повезет хотя бы наполовину так же, как мне.
Она кладет голову мне на плечо, и я молюсь, чтобы мне удалось прижать ее к себе достаточно крепко.
***
— Это лучший день после Рождества! — говорит Остин, и мне хочется увидеть парк его глазами.
В детстве у нас не было семейных каникул или даже просто идеи приехать в Дисней. Мы выезжали на пастбище в лагерь, и это нас вполне устраивало, но, когда я выбрался из Шугарлоуф, мне захотелось сделать все это. На следующий день после переезда
— Я рад, что ты в восторге, — говорю я, касаясь его макушки.
— Ты лучший, Шон.
— Я очень стараюсь.
Он ухмыляется.
— Можно мне зайти в магазин?
Девни кивает.
— Только не уходи слишком далеко, хорошо?
Остин, ставший профессионалом в своем инвалидном кресле, которое я арендовал для этой поездки, отправляется проверять магазин, даже не ответив. С тех пор как мы приехали сюда, он стал тем жизнерадостным парнем, с которым я познакомился несколько месяцев назад. Он улыбается, болтает без умолку, и в нем чувствуется волнение, которого так не хватало.
— Спасибо, — говорит Девни, наблюдая за ним.
— За что?
— За все это.
Ее улыбка стоит каждого потраченного пенни.
— Ты не должна меня благодарить.
— Думаю, должна. Даже если это все… слишком дорого… — голос Девни звучит мягко, когда она оглядывается по сторонам.
— Нет, это Рождество. Я хотел, чтобы у нас было все, что мы захотим.
Она подходит ко мне.
— Все, что я хотела, — это мы.
— У тебя есть это.
Я вижу нерешительность в ее глазах.
— А как же его нога? Я имею в виду, что это будет паршиво.
— Все в порядке, милая. Я говорил с его командой физиотерапевтов, и он знает свои пределы. Мы купили кресло-каталку, и теперь сможем попасть на аттракционы без очереди!
Я позвонил врачам, прежде чем заказать билеты, чтобы убедиться, что он сможет это делать, и это не будет похоже на то, как если бы мы бросали конфеты перед диабетиком. Он сказал, что если Остин будет носить корсет, пользоваться костылями или инвалидным креслом, то все будет в порядке. Американские горки — запрет, но все остальное должно быть в порядке. К счастью, парень даже не любит американские горки, так что он ничего не теряет. К тому же Остин знает, чем аккуратнее он будет, тем быстрее вернется на поле. Для ребенка, который просто хочет играть в мяч, просьба не напрягаться будет иметь один из двух вариантов. Он либо будет слишком торопиться, либо медлить. Остин, похоже, придерживается последнего варианта, и это хорошо. Вы можете подтолкнуть кого-то к тому, чтобы он начал делать больше, но попытка сбавить обороты часто оказывается сложной задачей.
— Я знаю, и это замечательно, но… Я не знаю. Нам бы хватило обычного перелета или обычного номера, и нам не нужны все эти… привилегии.
Я пожимаю плечами, притягивая ее бедра к своим.
— Я лучше буду баловать тебя до чертиков.
— Я знаю, что ты делаешь.
— И что же это?
Она поднимает одну бровь.
— Ты пытаешься заставить меня полюбить Флориду так же сильно, как я люблю тебя, чтобы я согласилась переехать.
Она была бы права.
— Это работает?
— Я здесь
— Но разве это время не было впечатляющим?
Девни играет со шнурком на моей толстовке.
— Ты впечатляющий.
— Это мы знали.
Ее смех не требует усилий.
— Ты — полный беспорядок.
— Да, ну… это то, что делает вещи интересными.
Остин возвращается как раз в тот момент, когда начинают открывать ворота. Девни стоит возле него, чтобы он мог сосредоточиться на осмотре окрестностей. Мы видим, как загораются его глаза, и именно это выражение делает все это стоящим. Мы ни о чем не беспокоимся и можем просто наслаждаться временем. Когда мы вернемся, проблемы все равно останутся, и нам придется их решать, но сейчас все это не имеет значения.
— Это так здорово! Мама бы с удовольствием пошла на…
— Остин замолчал, и волнение в его голосе угасло.
Девни кладет руки ему на плечи, и я перемещаюсь так, чтобы мы оказались на уровне глаз. Я помню это чувство. Когда ты хотел, чтобы мама была рядом, но ее не было. Я так часто переживал эту паузу, что мне хотелось кричать, плакать или ударить кого-нибудь. Она должна была быть рядом, когда я получал пятерку на экзамене. Мне нужна была ее улыбка, когда я забивал гол. Но она ушла, и ее уже не вернуть.
— Куда бы хотела пойти твоя мама?
— Это не имеет значения.
Я жду, пока Остин посмотрит на меня.
— Имеет. Это всегда имеет значение, и ты не можешь позволить памяти о ней уйти. Что поможет тебе пройти через это, так это воспоминания о ней, о том, что она говорила и что делала. Это трудно, и будут дни, когда вспоминать будет так больно, что захочется просто забыть, но она любила тебя и хотела бы, чтобы ты думал о ней.
Девни подходит и целует Остина в макушку.
— Никогда не забывай о них, Остин. Я и не буду. Джасперу понравилось бы все это видеть. Он любил машины, строить что-то и свою семью. Представь, что бы он сказал, если бы увидел этот замок.
Остин поднял на него глаза.
— Он бы задумался, правильно ли они использовали гвозди.
Мы оба смеемся, и Девни берет его за руку.
— Да, и он бы спросил, не было ли у них предварительной сборки.
— Он был странным, — говорит Остин, мыслями находясь за миллион миль от нас.
— Был, но я его очень любила.
Остин оглядывается на нее.
— Я тоже. Я скучаю по ним, тетя Девни.
— Я тоже по ним скучаю.
Он обнимает ее, и она прижимается поцелуем к каждой его щеке.
— Я люблю тебя всем сердцем, — говорит она ему.
— Я тоже тебя люблю, — он смотрит на меня. — Я тоже тебя люблю, Шон.
Горло сжимается, эмоции начинают душить меня. Он — часть ее. Он ее ребенок, и любить ее — значит любить его. Я не знаю, когда это произошло, но у меня нет ни малейших сомнений в том, что я чувствую к Остину. Я хочу быть рядом и быть частью не только ее жизни, но и его. Придется чем-то пожертвовать, но я пойду на все, если это будет означать, что я смогу быть рядом. Я притягиваю его к себе и обнимаю, желая сказать все, что у меня на сердце. Вместо этого я говорю единственное, что значит для меня все.