Моя единственная
Шрифт:
— Сейчас я поступаю так же.
— Ты — целый мир проблем, Девни Максвелл. Целый мир.
Остин садится.
— Ты придешь ко мне сегодня на тренировку?
Я и забыл, что парень здесь. Господи, как легко потеряться в ее глазах.
Я поворачиваюсь лицом к Остину.
— Хочешь, чтобы я пришел?
— Конечно!
— Тогда считай, что дело сделано.
Остин вскакивает.
— Я должен пойти сказать папе!
А теперь остались только мы с Девни. Она заправляет выпавшие из косы волосы за ухо и опирается на
— Ты даже не представляешь, как сильно ты ему нравишься.
— Я думаю, это особенность Максвеллов. Вас всех привлекает мое неоспоримое обаяние.
— О, пожалуйста, — она насмехается. — Единственное, что в тебе неоспоримо — это то, что ты считаешь себя очаровательным. Спойлер: это не так.
— Я всегда мог определить, когда ты лжешь. Что, похоже, ты и делала раньше.
— О чем я лгала?
— Ты сказала, что не можешь говорить по телефону, потому что у Остина игра.
Ее глаза расширились, и она издала нервный смешок.
— Я имела в виду тренировку.
— Правда?
Я думаю, это еще не все, и я собираюсь немного подтолкнуть ее.
— Очевидно.
Я улыбаюсь ей.
— Дело не в поцелуе?
Девни испускает долгий вздох.
— Нет, Шон, не в поцелуе. Мы оба согласны, что это была ошибка, и мы не собирались говорить об этом.
Похоже, теперь я лжец. Тем не менее, мне нужно вести себя спокойно.
— Точно. Мы так и делаем.
— Почему ты приехал раньше?
— Мне нужно было увидеть тебя, — слова так легко слетают с моих губ. В ее теле появилось новое напряжение, которое заставляет меня пожалеть, что я не подумал, прежде чем говорить. — В последний раз, когда мы были вместе, все пошло наперекосяк. Я не хочу, чтобы у нас с тобой были проблемы, Дев.
Она поднимается на ноги, вытирая траву с джинсов.
— Все в порядке. Мы в порядке. Мы были пьяны. Я просто включу это в длинный список вещей, которые нам нужно загладить.
Есть еще много вещей, которые я хотел бы добавить в этот список. Например, взять ее на руки и целовать до тех пор, пока она не перестанет соображать. Я бы уложил ее на траву, ощущая каждый контур ее тела, используя руки, губы, язык…
— Шон? — Девни размахивает руками перед моими глазами.
— Ты здесь?
— Да, извини. . Я устал после раннего перелета.
Девни протягивает руку, и я сжимаю ее, борясь с импульсом электричества, который возникает от ее прикосновения. Я поднимаюсь, возвышаясь над ней, и не могу остановить себя, чтобы не притянуть ее ближе, нуждаясь в той связи, которую мы всегда разделяли. Ее руки обхватывают меня, а голова оказывается под моим подбородком.
— Есть только две вещи, которые сделают эти шесть месяцев приятными.
— И какие же? — спрашивает она, глядя мне в глаза. Ее мягкая улыбка заставляет меня поверить, что все будет хорошо.
— Ты и время, проведенное с моими братьями. Но ты — номер один, Дев. Ты всегда для меня номер один.
Она отводит
— У тебя есть я, верно?
Эту фразу мы использовали с самого детства.
— Всегда.
Я просто молюсь, чтобы не подвести ее.
Глава пятая
Девни
— Он просто идеален, — говорю я, держа Дикона Джеймса Эрроувуда, известного также как Диджей, на руках.
— Я уже так сильно его люблю, — улыбается Сидни, лежа в кровати после самых легких родов в истории.
Клянусь, она как будто приказала ему повиноваться, и он повиновался. Вместо многочасовых схваток Сидни проснулась, сказала Деклану, что пора, они поехали в больницу, и через пять часов он был здесь. После того, как ее беременность протекала неспокойно, я думаю, это было долгожданным сюрпризом.
— Конечно, это так. Он прекрасен.
Я слегка покачиваюсь, любуясь тем, как невинно и мило он выглядит.
— А где Деклан? — спрашиваю я.
— Он отправился с братьями на кладбище.
Возможно, кто-то не понимает, насколько это важно, но мы с Сидни понимаем. Их мать была грозной женщиной, которую они любили, как и мы. Когда она умерла, ничто не могло осветить тьму, просочившуюся в этот дом.
— Я рада, что они снова вместе. Ну, почти.
Сид кивает.
— Им было тяжело, и, хотя я считаю, что их отец был ублюдком, его принуждение к этому — дело хорошее.
— Ну, — мягко говорю я, укачивая Дикона, — Я знаю как минимум две хорошие вещи, которые произошли из-за их возвращения.
— Элли уже мечтает о ребенке.
— Могу себе представить. Ей было не по себе, когда я видела ее на прошлой неделе.
Сидни зевает, а потом морщится.
— Мне так больно, и это так… странно — больше не испытывать давления.
— Давление в моих руках, да?
Я люблю детей. Они такие безупречные и неиспорченные. Ничто не причинило им боли и не испортило их. Они просто есть, и это великолепно. Однажды и у меня может быть подобное. Я хочу этого больше, чем кто-либо может понять. Когда-то это было в моих руках, но потом так же быстро исчезло. И все же я хотела бы когда-нибудь воспитать ребенка. Дикон слегка ерзает, и я крепче прижимаю его к себе, вспоминая, как Остин любил, когда его туго пеленали. Он суетился до тех пор, пока кто-нибудь не заставлял его неподвижно лежать в своем коконе.
— Дев?
— Да?
— Ты собираешься рассказать мне что-нибудь о том, что происходит с Шоном? Я была терпелива, но ты меня убиваешь. Прошло две недели с тех пор, как ты сказала мне, что он тебя поцеловал.
Я вздыхаю, придвигаясь к краю ее кровати.
— Ничего особенного. Он сказал, что это была ошибка, и что ж, он прав. Так что мы живем дальше.
Сидни смотрит на меня с минуту.
— Это нелегко — просто жить дальше. Не тогда, когда ты понимаешь, что влюблена в него.