Моя единственная

Коваль Лина

Тая замирает и в машине снова пахнет натянутостью и напряжением. Морщусь, потому что физически их ощущаю. Дышать нечем. Пожалуй, для людей, недавно решивших развестись, это нормально. Но во рту все равно горько и паршиво.

– Пошли, – зову, выбираясь на улицу.

Неодобрительно глянув на офисный наряд с налетом столичного лоска, иду к багажнику и прихватываю пару белых касок. Одну протягиваю Тае.

– Надень.

– Спасибо, – отвечает, поджимая губы.

– Сумка-то тебе зачем? Оставь.

–

Там у меня все чертежи, – хмурится. Не знает, как поступить.

– Строить сейчас тебя все равно никто не попросит. До внутренней отделки здесь еще дохуллиард работ. Я потом подкину, куда скажешь. Где ты остановилась?

Пока она раздумывает, снимаю кожаный баул с плеча и оставляю его на заднем сидении. Обхожу со спины и, схватив за руку, тяну дизайнера проекта в сторону главного здания, которое полностью выстроено.

Ее рука мягкая и теплая. Через ладонь чувствую, как ее хозяйка дрожит. Это дрожь и мне передается, проносясь по телу электрическими разрядами.

– У мамы остановилась? – продолжаю допытываться.

Молчит.

Смотрит по сторонам и мягко выкручивает свою руку, убрав ее в карман. Моя ладонь тут же холодеет.

Обесточен…

– А саму коробку, тоже вы строите? – Тая с интересом озирается, отходя на безопасное расстояние.

– Не шлепнись, – киваю на палку под ногами, отпинывая ее куда подальше. Морщусь, потому что теперь и ботинок грязный. – Чтобы тако-ое построить, нам с Миром пришлось бы квартиры и машины продать. Кредитовать малый и средний бизнес в нашем государстве еще не привыкли.

– Вот как?

– А надо ведь жить по средствам, – поворачиваюсь к Тае, подмигивая.

Ее щеки становятся алыми, но на мой подкол, она никак не отвечает. Хмыкает и отворачивается.

– Так, – вздыхаю, широко расставляя ноги и размещая руки на поясе. – Ну что тут, тип строительства, как ты знаешь, павильонный. Будет пять корпусов. Подготовительная школа, с отдельным крылом для администрации, младшая, средняя и старшая. Плюс… вот там… спортивный комплекс с бассейном и двумя залами.

– С чего планируете начать работы? – по-деловому подключается она, извлекая из кармана телефон.

Зависает в нем, хмурится и просит:

– Можно мне минуту, Вань?

– Отчего же нельзя? Хоть час, – не сводя глаз с пульсирующей венки на шее, выговариваю, а затем, когда Тая отворачивается, пялюсь на ноги.

Веду себя как идиот. Притом со стажем.

Пытаюсь прислушаться к телефонному разговору, но у Таи какой-то магический голос, который так сразу и не разберешь. Вспоминаю, что можно не подслушивать, а подсматривать и снова уставляюсь на стройные ноги.

Подкурив, зажимаю сигарету между пальцев и постукиваю пяткой нетерпеливо. Новоявленный московский дизайнер заканчивает звонок, поворачивается и чуть испуганно смотрит:

–

Ты что? Подслушиваешь?

– Пф… Вот еще. Мне ваши разговоры по барабану. Неровно дышишь к Янковскому?

Она оскорбляется, нервно теребит пояс пальто и убирает телефон.

– При чем тут Максим вообще? По-моему, это ты неровно к нему дышишь. Или попросту завидуешь…

Пф…

– Вот еще. Вы, москвичи все время думаете, что мы вам все тут узавидовались, а мы просто живем свою периферийную жизнь и думать про это не думаем, – легко выговариваю.

– Вот и живите, – задирает нос.

Вздыхаю трудно. С ума меня сведет, зараза.

– Пошли к прорабу, – киваю в сторону синих вагончиков на небольшом островке. – За одним разбудим. Девять часов, у них еще конь не валялся. Так до пенсии объект не сдадим, а еще деньги с прибыли потратить хотел.

Двигаясь на расстоянии в пару метров, добираемся до Павла Александровича и следующие два часа проводим в активной работе.

Тая сначала пишет информацию на диктофон, а потом мы возвращаемся к машине, чтобы забрать ее чертежи. Смотрит на меня победно, типа: я же говорила?

Игнорирую, сколько есть сил.

Она намеренно двигается чуть поодаль, всячески указывает мне на выстроенную между нами дистанцию. Я внутренне себя одергиваю, чтобы не оберегать. С ней как-то всегда это по наитию. Будто естественно получается.

Долго проводим измерения и фиксируем недостающие габариты. Что-то договариваемся поменять, что-то оставить. В работе Тая мне… неожиданно нравится. Живая, участливая, неравнодушная. Не фыркает и не закатывает глаза при указании на ее же ошибки, но четко отстаивает свою точку зрения, когда мы касаемся спорных моментов.

Я довольно быстро с ней соглашаюсь. Не хочется давить авторитетом, да и проект подписывается каждым вторым сотрудником администрации. Вплоть до уборщицы, блин. Реально! Замахаешься пересогласовывать.

На часах уже за полдень, когда мы уставшие выбираемся из пыльного бетонного плена.

– Ну все ребятки, я пойду, – весело проговаривает прораб, размахивая каской. – Война войной, а обед по расписанию.

Отвлекаюсь на то, чтобы пожать ему руку, когда слышу треск чуть позади и резкий вскрик.

Да твою мать!

– Ну, осторожнее надо быть, – выговаривает Павел Александрович с сожалением. Затылок потирает.

Развернувшись, качаю головой.

– Шлепнулась все-таки?

Смотрю вниз, пока Тая всхлипывает и через сапог поглаживает правую лодыжку. Ступеньку не заметила.

– Только попробуй сказать еще хоть слово, – цедит она, поднимая затуманенные глаза.

Жалко ее становится.

– Не буду, – обещаю, наклоняясь.

– Не надо, – робко просит, пока подхватываю ее на руки. – Я тяжелая.