Моя Латинская Америка. Заметки бывшего торгпреда
Шрифт:
Но пылающий континент известен, разумеется, и совсем другими, далеко не романтическими картинами жестокой классовой борьбы между властью и стремившимся к другой жизни угнетаемыми ею трудящимися. Следы этой эксплуатации и уничтожения человека человеком в этой борьбе до сих пор потрясают. В перуанском городе Кахамарка туристам показывают комнату объемом в два десятка кубометров, которую конкистадор Писарро приказал наполнить золотом и серебром в обмен на жизнь сидевшего в этой комнате последнего вождя индейцев и императора всей империи инков Атауальпы. Как только комната была доверху наполнена сокровищами перуанских Анд, Атауальпа был убит. В 1989 году я со своим коллегой из министерства в Сантьяго-де-Чили забрались на склон возвышавшегося над городом мемориального парка-кладбища, где один из чилийцев полушепотом и с оглядкой рассказывал нам, как люди из немецкой колонии Дигнидад, являющейся поселком закрытого типа, до сих пор выкапывают тут захоронения чилийских патриотов, погружают останки в грузовики и выбрасывают их потом с вертолетов в море. Широко известны в мире и жестокие расправы с коммунистами и левыми патриотами в
Латиноамериканскую цивилизационную модель интересно и довольно точно, будто предвидев сегодняшнюю ситуацию в мире, оценил изучавший этот континент и его народы американский политик Дж. Кеннан, работавший в конце 50-х годов послом США в СССР. Суммируя свои впечатления от длительной поездки по континенту, он написал так: «Их (латиноамериканцев) лень и необязательность, небрежное отношение ко времени, излишние мечтательность и эмоциональность и талант потопить любое дело в разговорах порождают в конечном итоге слабость их экономик и политических институтов, коррупцию, непотизм и т. п., это правда… Но все же надо признать, что это единственный в мире континент, где человек остается человеческим существом, где нет ядерного оружия и никто не думает о его разработке, где сохраняется огромный запас заповедей, познаний и обычаев, выпестованных в христианском мире и направленных на единение человека с Богом и создание цивилизованных условий существования. Этот континент окажется однажды последним хранилищем и депозитарием человеческих христианских ценностей, которые на европейской прародине и в Северной Америке в результате пресыщения, заорганизованности и ослепления страхом и амбициями оказались выброшенными на свалку».
И в этом молодом (всего-то пять веков) мире возникла и расцвела совершенно особая глыба латиноамериканской культуры с ее поэтами, писателями, художниками, артистами и музыкантами, культура, не поддающаяся слому, несмотря на глобальный натиск массовой псевдокультуры со стороны наследников ее колонизаторов, отрицающих почти мистическую, сказочную и романтическую атмосферу бытия этих новых народов. Эта культура, ставшая частью мировой цивилизации, особенно ярко продолжает держаться на фольклорном уровне, где последним и невозможным для взятия редутом является уникальный музыкальный фон всего латиноамериканского бытия. В Буэнос-Айресе на большинстве радиочастот, в барах и ресторанах царит танго, десятки радиостанций Лимы, Сантьяго-де-Чили, Боготы, Сан-Хосе де Коста-Рика и так далее заполнены самбами, меренге и прочими национальными и классическими испанскими и латиноамериканскими мелодиями и песнями. Совершенно особые непобедимые ритмы и мелодии, песни на мягком португальском повсюду звучат в Бразилии. Вот бы и нам научиться так же защищать в этой траншее битвы за русскую культуру и русский язык свою идентичность, окрашенную к тому же уникальным музыкальным и песенным богатством советского времени.
История наложила на цивилизационный портрет этой Америки и еще одно особое качество – умение и навык, я бы сказал, изящно объединяться по самым разным социальным поводам начиная от карнавалов, похорон и праздничных демонстраций до массовых и грозных социальных протестов и вооруженной борьбы. Мне нечасто приходилось видеть это вживую, но то малое, что мне довелось увидеть, сделало меня убежденным сторонником эффективности массового объединенного протеста. Впервые – в Перу, когда я стал свидетелем разгона полицией митингующих против массовых увольнений муниципальных госслужащих и где потом неоднократно слышал их знаменитое, пришедшее из Чили вместе с песнями Виктора Хара «El pueblo unido jamas sera vencido» («Объединенный народ не победить» – исп.), исполняемое тысячами голосов, как гул из чрева земли, предшествующий страшному сейсмическому удару…
Когда случалось, то я и сам с удовольствием присоединялся к этому ритмичному грозному лозунгу, в котором каждое слово было правдой, как и сам лозунг или речовка, как это называют сейчас. Весной 89-го я оказался в Чили, в дни, предшествующие референдуму о возможности участия Пиночета в президентских выборах, и в одну из пятниц вечером вместе с моим коллегой по поездке с удовольствием участвовал в многотысячном хоре, шествовавшем по центральной авениде Сантьяго – Аламеде, повторяя припев из известной там песни об уходящем от невесты непутевом женихе: «Que se va, que se va» – т. е. пусть уходит, пусть уходит… И он-таки потом ушел, этот генерал-палач, когда официальный референдум подтвердил ему через несколько недель этот всенародный приговор-речовку, к которой присоединился и мой случайный голос… С массовым протестом приходится считаться… и с ним считаются и приходящие к урнам для голосования колеблющиеся избиратели… И если иногда в латиноамериканских протестных акциях случаются столкновения и жестокости, то они все же очень редки. В их латиноамериканских протестных митингах и маршах не бьют стекла витрин и автомашин, не мечут камни и не жгут покрышки, и есть в них какая-то особая красота сплоченности разностей и даже тайного сговора толпы и полиции, окружающей ее и часто делающей эти акции похожими на праздники, чего никак не скажешь о часто попадающих сейчас на экран сценах из европейских, арабских и азиатских столиц, не говоря уже о «майданных» разборках…
Латиноамериканский массовый протест, а в последнее время и не только латиноамериканский, со всеми его цивилизационными, романтическими особенностями имеет в современном мире, на мой взгляд, во многом универсальную единую социологическую основу. Это протест самой массовой для современного мира социальной общности – мелких и средних частных собственников вместе с городской образованной частью общества – работниками образования, здравоохранения, служащими государственных структур, которые тоже являются мелкими собственниками (недвижимости, вкладов, земель и т. п.). Именно эта социальная общность была политической и движущей силой, которая в свое время привела к власти в Чили «Народное единство» во главе с Сальвадором Альенде, в начале нового века обеспечила второй приход к власти сандинистов в Никарагуа во главе с Даниэлем Ортега, привела и поддерживала в Аргентине перонистов – супругов Киршнеров, «Партию трудящихся» во главе с Игнасио де Лула и Дильмой Русефф в Бразилии, Эво Моралеса в Боливии, Энрике Корреа в Эквадоре. Попытки же более радикальных, как бы опережающих время революционных экономических и политических преобразований общества в интересах беднейших слоев населения – восстания в Перу «Сендеро Луминосо», партизан-марксистов в Колумбии, Сальвадоре, Гватемале – нынешняя правящая буржуазия научилась сначала информационно изолировать, а затем жестоко подавлять, приклеивая к этим политическим движениям ярлык так называемых радикалов, экстремистов, а порой даже объявляя их террористическими.
Вот и тогда, в Москве декабря 2011-го, находясь среди огромной массы обыкновенных москвичей, – среди людей наемного труда, служащих государственных и частных контор, не бедных, но и совсем не богатых людей, шагавших от Октябрьской площади по Якиманке и далее к Большому Каменному мосту и Болотной площади, возмущенных тем, что их протест и голос за перемены, отданный в кабинках избирательных участков на выборах в Госдуму, оказался выброшенным из счета фальсификациями прихлебателей у власти, – я почувствовал очень похожее на то латиноамериканское дыханье этого объединенного народа – интеллигенции, среднего образованного класса и мелких собственников, а в смелых лозунгах-речовках я будто услышал знакомое «Эль Пуэбло унидо… хамас сера венсидо» (русский вариант: «Когда мы едины – мы непобедимы»). Либеральная «болотная» накипь потом использовала этот народный протест в своих далеко не патриотически направленных целях, как это часто случалось в нашей истории…
Бывали в истории Латинской Америки второй половины прошлого века случаи прихода к власти левых национально-патриотических и правых военных руководителей. При этом национально-патриотические военные режимы, как правило, опирались опять-таки на ту самую наиболее устойчивую перед оказываемым на нее давлением широкую социальную базу – от средней и мелкой буржуазии и госаппарата создаваемого ими госсектора в экономике до беднейших слоев населения (Веласко Альварадо в Перу, Омар Торрихос в Панаме, Уго Чавес в Венесуэле), а правые военные режимы служили опорой крупным собственникам, тесно связанным с интересами иностранного капитала. Потеря левыми военными поддержки той самой широкой социальной базы приводила либо к добровольному их уходу из власти, либо, и чаще всего при поддержке внешних сил, к их насильственному отстранению.
И с каким бы уважением мы ни относились к ярко выраженному социалистическому выбору Кубы, к ее прошлому и нынешнему руководству, к боливарианской социальной революции Уго Чавеса и другим революциям, нам необходимо признать, что, хотя такие рывки вперед в развитии общества могут вдохновлять даже и после поражений, многообразие форм социальных преобразований в обществе с учетом исторических, экономических и геополитических факторов лишь обогащает поиски совершенствования и самого общества, и человека в нем, а признав это и отвергнув всяческие штампы и шаблоны, надо искать в самой жизни нужные для блага людей решения.
Народы этой Америки, быть может как никакие другие, в довольно короткий исторический срок достаточно много и памятно хлебнули из горькой чаши зависимого экономического развития. От испанского и португальского рабского и затем феодально-латифундистского порабощения до империалистического неоколониального, получившего в последнее двадцатилетие прошедшего века штамп так называемого глобального либерализма. И эти же народы в течение относительно короткого исторического периода как нигде массово явили миру разные формы сопротивления этой зависимости – борьбы за освобождение от колониального испанского владычества до героического антиимпериалистического, от парагвайского сопротивления 1864–1869 гг. до кубинской, никарагуанской, чилийской, боливийской и венесуэльской социальных революций, национально-патриотических форм военных диктатур в Перу, Панаме, крестьянских восстаний в Гватемале и Сальвадоре, партизанской войны марксистов в Колумбии, формирования своеобразных компромиссных экономических моделей развития хустиалистской Аргентины, выражено социально ориентированных Коста-Рики и Уругвая и с неожиданно массовым левым поворотом почти всего континента в начале XXI века. Зависимость и ее формы, формы подчинения и формы сопротивления этой зависимости – главный экономический и исторический фон, в котором живут и действуют народы этого континента, преломляя через себя, свое культурное наследие и эту зависимость, и завоеванные формы своей особой идентичности.