Моя летопись
Шрифт:
— Я уж от него почту прячу, — говорила мать Леонида Андреева. — У него сердце больное, а они всё бранятся и бранятся, и чего только им нужно?
Он и сам жаловался:
— Господи! И как им всем не стыдно, и как им всем не лень! Ни одной почты без ругательного письма не обходится.
— Ничего, голубчик, радуйтесь, это и есть популярность. Бездарности писем не получают.
Да, ничего не поделаешь. Недаром Пушкин предупреждал:
Поэт! не дорожи любовию народной. [319] Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной…319
С. 297. «Поэт! не дорожи любовию народной…»— Цитируется начало стихотворения А. С. Пушкина «Поэту» (1830). (прим. Ст. Н.).
Но письма пишут, именно когда герой находится в зените славы. Вероятно,
— Возомнил себя гением, а вот мне и не нравится.
Между прочим, вполне в натуре русского человека от восторга выругаться:
— Ах, черт его распронадери, до чего он, однако, талантлив!
От писателя требовали не только таланта, но еще и высокой нравственной жизни. Писатель должен быть мудрым учителем. Даже к веселому Аверченке приходили люди решать сложные проблемы бытия.
— Как жить? Научите!
А если учитель не на высоте, ему несдобровать.
— Пишет трогательные вещи, а сам, говорят, жену бросил.
О, как все это нудно!
«…Ты царь. Живи один…» [320]
Но между ругательными письмами прославленные писатели получали и дамские истерики: «Хочу иметь от вас гениального сына, не откладывайте».
Леонида Андреева Россия любила. Слава пришла к нему бурным потоком, поэтому и письма хлынули дождем.
320
«… Ты царь. Живи один…»— Неточная цитата стихотворения «Поэту». (прим. Ст. Н.).
До сих пор не могу понять, почему вся эта группа знаменитых петербургских писателей так странно одевалась. Я понимаю еще «уайльдовцев» [321] , которые носили байроновские воротники с открытой шеей. Это было романтично, и хотя и глупо, но красиво. А эти косоворотки, суконные блузы, ременные кушаки! Некрасиво и крайней необходимостью не вызвано. Блузу носил Горький, носил Андреев, Скиталец, Арцыбашев [322] . Мелкая сошка не носила. Не смела. (Куда лезешь!)
321
С. 298. Я понимаю еще «уайльдовцев»… — «Уайльдовцы» — поклонники Оскара Уайльда (1854–1900), знаменитого английского писателя, законодателя моды. (прим. Ст. Н.).
322
АрцыбашевМихаил Петрович (1878–1927) — прозаик, драматург, эссеист, прославился романом «Санин» (1907), с 1923 г. — в эмиграции. (прим. Ст. Н.).
Как-то повел меня Леонид Андреев в свою ложу на премьеру своей пьесы, называлась она, кажется, «Великие тени» [323] . Она недолго продержалась в репертуаре, но была интересна. Навеяна Достоевским, его типами, и рассказывала почти его жизнь.
Автор сидел рядом со мной и держался на редкость спокойно. Мне это понравилось.
Обыкновенно авторы нервничают и даже бегут ссориться с режиссерами. Его выдержка мне очень понравилась.
Леонид Андреев очень чутко слушал жизнь и отражал ее быстро и страстно в своем творчестве. Так ответил он на текущий момент рассказом «О семи повешенных» [324] . Ответил на японскую войну «Красным смехом» [325] . И всей своей манерой писать драмы примкнул к царствующему тогда в наших литературных кругах Метерлинку. «Анатэма», «Жизнь Человека» — все это овеяно дыханием Метерлинка [326] . И успех этих вещей был потрясающий. Но широкая река русской литературы проплыла мимо этих берегов, и то, что осталось от Леонида Андреева «специфического», уже не взволнует современного читателя. То, что было хорошо и что захватывало в те времена, теперь покажется слишком манерным и вычурным. Да и судьба Метерлинка такая же. Вряд ли придет в голову какому-нибудь театру поставить его «Тентажиля» [327] . Тогда к произведениям такого рода относились с восторгом и имя Андреева как драматурга упоминали всегда рядом с Горьким, что в те времена было высокой маркой. Его пьесы «Катерина Ивановна», «Анфиса», «Дни нашей жизни», пьесы бытовые, держатся в репертуаре наших театров до сих пор. [328]
323
…повел меня Леонид Андреев… на премьеру своей пьесы, называлась она, кажется, «Великие тени». — Вероятно, имеется в виду пьеса Л. Андреева «Милые призраки», премьера которой состоялась 16 февраля 1917 г. в Александринском театре (постановка Е. П. Карпова). (прим. Ст. Н.).
324
…ответил он на текущий момент рассказом «О семи повешенных». — «Рассказ о семи повешенных» (1908) — сочувствие революционерам и протест против смертных казней. Написан под впечатлением неудачного покушения эсеров на министра юстиции И. Г. Щегловитова. (прим. Ст. Н.).
325
Ответил на японскую войну «Красным смехом». — Рассказ «Красный смех» (1905) — обличение жестокости убийств, гневный протест против войны. (прим. Ст. Н.).
326
«Анатэма», «Жизнь Человека» — все это овеяно дыханием Метерлинка. — «Анатэма» (1909), «Жизнь Человека» (1907) — экспериментальные пьесы, в них Андреев обратился к созданию современной мистерии, в которой на сцену выведены вечные сущности жизни: Человек, Рок, Голод, Смерть, Стихия, Маска. (прим. Ст. Н.).
327
…поставить его «Тентажиля». — Имеется в виду драма М. Метерлинка «Смерть Тентажиля» (1894). (прим. Ст. Н.).
328
Его пьесы «Катерина Ивановна», «Анфиса», «Дни нашей жизни», пьесы бытовые, держатся в репертуаре наших театров до сих пор. — «Екатерина Ивановна» (1912), «Анфиса» (1909), «Дни нашей жизни» (1907) — пьесы, в которых сочетаются углубленный психологический анализ, лиризм и ситуация реальной жизни. Они действительно по сей день ставятся на сценах театров России. (прим. Ст. Н.).
Леонида Андреева очень ценили читатели, а следовательно, и издатели. Он первый смог на деньги, заработанные литературным трудом, построить за шестьдесят тысяч собственную дачу в Финляндии.
Он вообще попал в литературу в момент ее расцвета, когда за писателем стали признавать право жить «по-человечески». До этого считалось, что писатель должен быть счастлив, что издатель дает ему возможность служить народу своим словом. Литература — было дело дворянское, не работа, а просто занятие, с материальной стороной жизни никак не связанное. Писатели бедствовали. Не жутко ли читать, как мучился Достоевский, еще при жизни признанный гениальным?
В свое время, не очень долгое и очень беспокойное, Андреев считался самым интересным русским писателем. От него все ждали еще какого-то последнего слова.
Лев Толстой сказал: «Он меня пугает, а мне не страшно». [329] Толстому не было страшно, но, очевидно, не у всех были такие крепкие нервы. Андреевский «Красный смех» был страшный. И пляшущие черные старухи из «Жизни Человека» были очень страшны. Кое-кто из первого ряда партера пересаживался подальше, смущенно бормоча:
329
С. 299. Лев Толстой сказал: «Он меня пугает, а мне не страшно». — А. Б. Гольденвейзер записал в своем дневнике 25 июля 1902 г. по поводу рассказа Леонида Андреева «Бездна» похожую мысль, высказанную Л. Н. Толстым. В газетных статьях мысль эта обрела именно такую форму. Секретарь и биограф Толстого Н. Н. Гусев полагает, что такая формулировка ближе к истине, чем записанная в дневнике Гольденвейзера, поскольку больше соответствует стилю Толстого. (прим. Ст. Н.).
— Как-то неприятно так близко…
Андреев был наш русский Метерлинк. Интересный писатель и в своем роде единственный.
И подражателей у него не было.
Он обожал свою старушку мать. Подшучивал над нею. Привязывал к ее ночным туфлям длинные нитки и подсматривал в щелку двери. Только что старуха наладится надеть туфли, он дернет нитки — и туфли побегут вон из комнаты. Или соберет в передней все калоши и повесит их на верхнюю вешалку, предназначенную для шляп, а потом сам и спросит:
Куда это калоши делись?
Старушка побежит искать.
— Да ты посмотри, что тут делается! — кричит он. — Подыми-ка голову!
Та, конечно, ахает, удивляется, пугается, может быть, просто в угоду. Они трогательно любили друг друга.
Он очень тяжело переживал войну. С нетерпением ждал газет. У него было плохое сердце, и эти волнения доконали его. Когда он умер, старушка мать ходила на могилу с газетами и читала ему вслух. Потом рассказывали, будто она повесилась. Не знаю… но это могло быть правдой…
Синие вторники
Был такой поэт Василий Каменский [331] . Не знаю, жив ли он и существует ли как поэт, но уже в эмиграции я читала о нем — был в Петербурге диспут «Гениален ли Василий Каменский?» После этого я его имени больше не встречала и ничего о нем не знаю. Он был талантливый и своеобразный.
Ай, пестритесь, ковры мои, моя Персия. [332] Губы алы, кораллы, чары-чалы. Все пройдет, все умрут. С смуглых голых ног сами спадут Бирюза, изумруд…330
Впервые: Новый журнал (Нью-Йорк). 1990. № 180. (прим. Ст. Н.).
331
С. 299. Каменский ВасилийВасильевич (1884–1961) — русский поэт. Один из первых русских летчиков; ввел в обиход слово «самолет». В раннем творчестве — представитель футуризма. Автор романтических поэм «Стенька Разин» (1912–1920), «Емельян Пугачев» (1931), «Иван Болотников» (1934). (прим. Ст. Н.).
332
С. 300. «Ай, пестритесь, ковры мои, моя Персия…»— Неточная цитата фрагмента главы «Камнем любовь залегла» из поэмы В. Каменского «Степан Разин». (прим. Ст. Н.).