Моя летопись
Шрифт:
Приехал старый театральный журналист. Прислал телеграмму, что нездоров, и просил приготовить комнату. Сняли номер в гостинице, и две сердобольные актрисы поехали его встречать.
Встретили.
— Все готово, мы даже заказали для вас ванну!
— Ванну? — испуганно спросил журналист. — Разве вы считаете, что мое положение настолько опасно?
Дамы смутились.
— Нет, что вы! Это просто чтобы вы могли вымыться после такой ужасной дороги.
Журналист снисходительно улыбнулся.
— Ну если дело идет только об этом, дорогие мои, то должен вам сказать, что особой потребности не чувствую…
Помню в этой пестрой толпе кинематографического героя Рунича, опереточного премьера Кошевского [90] —
— Да, да, подозрительный аппетит. Верный симптом начинающегося менингита…
90
С. 161. Помню в этой пестрой толпе кинематографического героя Рунича, опереточного премьера Кошевского… — Рунич Осип Иванович — один из первых русских киноактеров; первая роль — Николай Ростов в первой экранизации «Войны и мира» (1915); снимался в фильмах «Песнь торжествующей любви» (1915), «Живой труп» (1918) и др. Кошевский (наст. фам. Кричевский) Александр Дмитриевич (1873–1931) — русский артист оперетты, начинал как драматический артист в провинции в 1895 г; с 1902 г. — в Петербурге, в театрах «Пассаж» и «Палас-театр»; с 1915 г. играл в Москве в театрах «Эрмитаж», «Буфф», «Аквариум». (прим. Ст. Н.).
У него была интересная жена, о которой какая-то актриса сказала:
— Она из очень интересной семьи. Говорят, Достоевский писал с ее тетки своих «Братьев Карамазовых»…
Настал день моего спектакля. Ставят три мои миниатюры, и, кроме того, артисты будут рассказывать мои рассказы, петь мои песенки и декламировать стихи.
Антрепренер требует, чтобы я непременно сама что-нибудь прочла. Я защищаюсь долго и упорно, но приходится сдаться.
Актрисы наши волнуются, забегают ко мне и все по очереди просят разрешения загримировать меня перед моим выходом.
— Что вы будете читать? — спрашивают меня.
— Еще не выбрала.
— Ах-ах! Как же так можно!
Вечером с писком, визгом и воплями все население нашего дома убежало в театр. Я решила прийти попозже.
Спокойно оделась и вышла.
Тихая была ночь, темная, густозвездная. И странно от нее затихла душа…
Бывают такие настроения. Сразу обрываются в душе все нити, связывающие ее земное с земным. Бесконечно далеко чуть помнятся самые близкие люди, тускнеют и отходят самые значительные события прошлого, меркнет все то огромное и важное, что мы называем жизнью, и чувствует себя человек тем первозданным «ничто», из которого создана Вселенная…
Так было в тот вечер: черная, пустая круглая земля и звездное бескрайнее небо. И я.
Сколько времени так было — не знаю. Голоса разбудили меня. Шли люди и громко говорили о театре. И я вспомнила все. Вспомнила, что сегодня мой вечер, что я должна спешить, увидела, что я зашла куда-то далеко, потому что около меня блеснула полоской вода и черные мостки на ней.
— Ради Бога! Как пройти к театру? — крикнула я.
Мне объяснили.
Я пошла торопливо, стараясь стучать каблуками, чтобы слышать, что я вернулась в мою простую обычную жизнь…
В театре за кулисами, куда я пошла, оживление, толкотня.
— Деникин [91] в зале! Театр битком набит.
Вижу сбоку первые ряды. Блестит шитье мундиров, золото и серебро галунов, пышный зал.
Пышный зал хохочет, аплодирует, смех захватывает тех, кто толпится за кулисами.
— Автора! — кричат голоса из публики.
— Где же автор? Где же автор? — суетятся за кулисами.
— Где автор? — машинально повторяю и я. — Где же автор? Ах да, Господи! Да ведь это же моя пьеса!.. Ведь я и есть автор!
91
С. 162. ДеникинАнтон Иванович (1872–1947) — один из главных организаторов белых сил в Гражданскую войну, генерал-лейтенант. С апреля 1918 г. — командующий Добровольческой армией; с декабря 1918 г. — главнокомандующий Вооруженными силами Юга России. С 1920 г. — в эмиграции. Опубликовал «Очерки русской смуты» (в 5 т., 1921–1926), «Путь русского офицера» (изд. 1953) и др. Умер в США. (прим. Ст. Н.).
Если бы знал мой милый антрепренер Б-е, какое чудище он пригласил! Ведь нормальный автор должен с утра волноваться, нормальный автор должен всем говорить: «Посмотрите, какие у меня холодные руки». А я развела какое-то звездное небытие и, когда публика меня вызывает, с любопытством спрашиваю: «Где автор?»
А ведь гонорар-то придется мне выдавать как путной!
— Идите же! — кидается ко мне режиссер.
Я наскоро устраиваю беспечную улыбку, ловлю протянутые ко мне руки актеров и выхожу кланяться.
Последний мой поклон русской публике на русской земле.
Прощай, мой последний поклон…
Лето в Екатеринодаре.
Жара, пыль. Через мутную завесу этой пыли, сумбура и прошедших годов туманно всплывают облики…
Профессор Новгородцев, голубые, такие славянские глаза Мякотина, густая шевелюра сентиментального Ф. Волькенштейна, рассеянный и напряженный взгляд мистика Успенского [92] … И еще другие, о которых уже молились как о «рабах Божиих, убиенных»…
92
С. 163. …напряженный взгляд мистика Успенского… —Успенский Петр Демьянович (1878–1947) — мистик, ученик Г. И. Гурджиева; разрабатывал свое учение; наиболее известна его книга «Четвертое измерение». Эмигрант. (прим. Ст. Н.).
Среди петербургских знакомых молодой кавалерийский офицер, князь Я. Веселый, возбужденный, лихорадящий от простреленной руки.
— Солдаты меня обожают, — рассказывал он. — Я с ними обращаться умею. Бью в морду, как в бубен.
Думаю все-таки, что любили его не за это, а за бесшабашную удаль и особое веселое молодечество. Рассказывали, как он в офицерских погонах на плечах с громким свистом проскакал по деревне, занятой большевиками.
— Почему же они в вас не стреляли?
— Очень уж обалдели. Глазам своим не верили: белый офицер и вдруг по деревне едет. Выскочили, глаза выпучили. Ужасно смешно!
О дальнейшей судьбе этого самого князя Я. рассказывают очень удивительную историю. В одном из южных городов он в конце концов попался врагу в лапы. Был судим и приговорен к каторге. Никакой определенной каторги в те времена у большевиков не было, и посадили князя просто в тюрьму. Но вот понадобился властям для их собственного обихода прокурор, а городок был маленький, люди образованные разбежались либо попрятались, а про князя знали, что он кончил юридический факультет. Подумали и надумали: приказали ему быть прокурором. Приводили под конвоем в суд, где он обвинял и судил, а ночевать отводили снова на каторгу. Многие, говорят, ему завидовали. Не у всех были обеспеченные стол и квартира…