Моя любимая жена

Парсонс Тони

«Росалита и парни с бульвара Роксас» исполнили последнюю на сегодня вещь — «Bad Moon Rising». [36] Филиппинка, улыбаясь, покинула сцену. На лбу Росалиты блестели капельки пота. Бедняга Шейн завороженно глядел, как она подошла к португальским бизнесменам. Точеную фигурку окружили рослые мужчины в деловых костюмах. Они со смехом чокались. Несколько раз певица поворачивала голову и одаривала Шейна мимолетной белозубой улыбкой. Улыбка лишь добавляла соли на его душевные раны. Австралиец отвернулся.

36

Песня

из альбома «Green River» (1969) американской рок-группы «Creedence Clearwater Revival».

Неподалеку от него сидела китаянка. Казалось, она только что приехала в Шанхай и, сойдя с автобуса, зашла в первый попавшийся бар, чтобы перекусить. Женщина беспокойно озиралась по сторонам, сжимая в руках сумочку, сделанную «под Гуччи». Неужели здесь кто-то может позариться на ее дешевку?

Перед женщиной стоял нетронутый бокал с соком. Опытный взгляд Шейна скользнул по китаянке. Приехала попытать счастья в большом городе, где навалом всякого дерьма.

«А разве я явился сюда не за этим?» — меланхолично подумал Шейн.

Он подсел к женщине с сумочкой. Когда китаянка допила свой сок, он заказал ей еще. Она говорила на фуцзяньском диалекте, которого Шейн не понимал. К счастью, она могла объясняться и на мандаринском. Шейн узнал, что она недавно приехала из Фучжоу и что ее жилье находится совсем рядом с пабом. Остальное он понял без слов: китаянка заинтересовалась им как потенциальным бойфрендом.

Последнее не слишком привлекало австралийца. Флирт с этой женщиной он затеял с единственной целью — досадить Росалите. Пусть посмотрит. Но когда он повернул голову, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением, Росалита выходила из паба, покачивая круглым филиппинским задом. За нею семенил один из португальцев.

Шейну стало совсем паршиво. Он накачивался терпким «Чинтао», а его робкая, едва знакомая спутница пила исключительно клюквенный сок. Потом австралийца потянуло петь песни, которые звучали сегодня в пабе… Когда Шейну надоело петь, а китаянке — пить клюквенный сок, они решили покинуть заведение. Шейн уже настолько захмелел, что едва не забыл на столике свой ноутбук. Трудно даже вообразить, какие беды сулила бы ему потеря компьютера со всей документацией. К счастью, инстинкт заставил его оглянуться и схватить ноут.

Возле входной двери китаянка шепотом потребовала, чтобы он разулся и молчал, пока они не окажутся в ее комнатке. Шейн не спорил. Он улегся в тесноватую односпальную кровать и смотрел, как женщина раздевается. Он думал о том, что женщин вредно баловать излишним вниманием. Прояви чуть больше внимания, и тебя бесцеремонно отвергнут, как та же Росалита. Когда слишком много заботишься о женщине, она становится сильнее и ведет себя независимее. Так что не надо баловать эту китаянку.

Утром, пока женщина из Фучжоу спала, убаюканная парой «инъекций» от «доктора любви», Шейн выбрался из постели. Совершенно голый, позевывая и почесывая мошонку, он побрел на кухню. Там он застыл с раскрытым ртом: за столом чинно завтракала китайская семья. Они, не веря своим глазам, в ужасе воззрились на голого западного мужчину. С ложек, не донесенных до рта, падали кукурузные хлопья, размоченные в рисовом отваре.

Главой семьи был мужчина средних лет, скорее всего конторский служащий. Рядом сидела его жена — пухленькая китаянка с неудачно сделанной завивкой. На ногах у нее красовались смешные гольфы, которые носили многие шанхайские женщины. Их сын — коренастый мальчик лет одиннадцати — особого интереса к голому иностранцу не проявил. Зато длинноволосая девочка, двумя-тремя годами старше брата, вовсю глазела на Шейна, уронив ложку.

Австралиец инстинктивно схватил со стола пакет с апельсиновым соком, дабы прикрыть свое мужское достоинство. Вторую картонку — с сухим завтраком — схватила мамаша, заслонив ею глаза дочери.

В это мгновение Шейн отчетливо понял две вещи. Женщина из Фучжоу служила в этой семье домработницей и грубо нарушила правила найма. Второе откровение касалось его самого: ему пора завязывать с приключениями и остепеняться.

Плевать его старику на все китайские достопримечательности! Билл мог бы догадаться об этом, еще когда они ехали из аэропорта. Он наблюдал за отцом из окна. Уильям Холден-старший стоял во дворе «Райского квартала» и курил. Он не признавал фабричных сигарет и сам скручивал их из табачных листьев. Билл понимал, что отцу не нужны ни Великая Стена, ни Запретный город, ни шанхайские красоты. Старик счастлив тем, что может часами возиться с внучкой.

Пока Холден-старший курил, Холли играла со своим любимым бездомным рыжим котенком. Во двор въехала машина, и старик сразу же бросился к внучке, хотя автомобиль находился на приличном расстоянии от девочки.

— Они очень любят друг друга, — сказала Бекка, стискивая руку мужа.

Он растерянно кивнул. Котенок удрал, а Холли уже восседала у деда на плече, надежно удерживаемая руками бывшего строительного рабочего.

«Руки — главное его достояние», — подумал Билл.

Он вспомнил, как однажды отец поделился с ним своей житейской мудростью: объяснил разницу между теми, кто работает руками, а кто — головой. И всякий раз, когда Билл допускал промахи в учебе, Холден-старший ему твердил:

— Руки изнашиваются быстрее мозгов. Твой экзамены нужны не нам с матерью и не твоим учителям. Они нужны тебе, чтобы получить образование и не работать руками.

«До чего же мы были бедны!» — вздохнул Билл.

В своей взрослой жизни он встречал совсем других стариков. По сравнению с его отцом они казались обитателями иной планеты. Он видел их в лондонских юридических фирмах и на карибских пляжах. Он видел их и теперь, в шанхайских ресторанах. Эти старики любили голубые рубашки с открытым воротом, чтобы виднелся загар, приобретенный на пляже или лыжном курорте. Они не стеснялись морщинистой шеи, потому что на их шеях не было морщин. Их женам удавалось долго сохранять молодость. Мать Билла была красивой женщиной, однако жизнь быстро состарила ее лицо и тело. Наверное, она даже не представляла, что можно оставаться такой, как те женщины с достатком. Да и его отец ничем не напоминал своих ровесников в голубых рубашках с открытым воротом. Те никогда не перенапрягали свой организм. Они любили физические нагрузки, но для этого существовал спорт, а не физический труд.

Билл спорил с отцом по разным поводам, но житейскую мудрость Холдена-старшего не оспаривал. Он был вынужден хорошо учиться. Там, где ему не хватало мозгов, он брал усидчивостью. В старших классах он стал круглым отличником, а это давалось ему нелегко. Но он не имел права понижать планку. Билл знал, что должен получить образование, и тогда он будет работать не руками, а головой и наслаждаться легкой, приятной, настоящей жизнью. Жизнью, совершенно неведомой его отцу.

Холли опять бегала за котенком, а Холден-старший крутил себе новую сигарету.