Моя любимая жена
Шрифт:
В цеху пахло паленой резиной, разогретым маслом и человеческим потом. Прессы работали на сжатом воздухе, издавая специфическое шипение, которое тут же заглушал отвратительный лязг. Мысль о вратах ада пришла к Биллу уже потом, когда он вспоминал случившееся в штамповочном цеху.
Лязг, грохот, шипение имели свой ритм, и раздавшийся скрежет означал только одно — поломку. Через несколько секунд Билл сообразил, что это вовсе не скрежет. Это человеческий крик. Конвейер остановили. Все рабочие глядели в дальний конец цеха. Там в неестественной позе скрючился молодой парень. Одной рукой он держался за вторую, схватив ее чуть выше локтя. Лицо рабочего было мертвенно бледным, а глаза — широко распахнутыми от страха и недоумения.
К парню подбежали двое рабочих. Скорее всего, друзья. Один что-то кричал; вероятно, звал на помощь. Второй плакал. Нэнси Дэн, выхватив мобильник, вызывала «скорую помощь».
Раненого опустили на пол, уложив на бок. Он по-прежнему держался за обрубок руки. Ниже локтя осталось лишь кровавое месиво из мяса и костей. К нему подошел главный менеджер и присел на корточки. Что было дальше, Билл не видел, поскольку начальника и раненого окружило плотное кольцо рабочих. Некоторые что-то возбужденно говорили, но большинство просто стояли и смотрели.
Через несколько минут в цеху появились санитары с носилками и унесли изувеченного парня. Больше смотреть было не на что. Вынужденный простой кончился. Конвейер ожил. Уборщица очищала пресс, на котором работал раненый. Билл поспешно вышел из цеха.
Главный менеджер провожал «этических аудиторов» до ожидавшего их такси. На его лице сверкала все та же неистребимая улыбка. Китаец уверял их, что уже сейчас на фабрике начали пересматривать производственный процесс и этот «печальный инцидент» больше не повторится. Хотя — тут улыбка менеджера стала еще фальшивее — «дорогие шанхайские гости» понимают, что даже самые лучшие станки не уберегут рабочего от собственной невнимательности.
Биллу хотелось спросить, сколько десятков лет прессам в штамповочном цеху. Но еще больше ему хотелось убраться с этой проклятой фабрики.
Билл долго стоял под теплым душем. Через несколько часов Малахольный Митч, спустившись в бар отеля, обнаружил его там. К тому времени Билл успел влить в себя несколько бутылок «Чинтао».
— Он потерял руку, — сказал Билл. — Тот парень из штамповочного цеха. Нэнси звонила в больницу. Ей сказали, что пришлось ампутировать всю руку.
— Я знаю, — кивнул Митч.
Перед Биллом высился частокол из зеленых бутылок. Митч сел рядом и махнул официанту, заказав еще две.
— И все ради пары кроссовок, — не мог успокоиться Билл. — Или ради дешевого тряпья, которое потом отправят на Запад.
Митч покачал головой.
— Никакой дешевой одежды не существует. Просто ее истинную стоимость оплачивают не западные покупатели, а китайские рабочие. — Он открыл принесенную бутылку и глотнул пива. — Но мы прилетели в Шэньчжэнь защищать интересы наших клиентов, а не рабочих.
— И что же мы скажем нашим клиентам? — в отчаянии спросил Билл.
— Правду, Билл. Выложим им все, что видели, ничего не утаивая. Скажем, что фабрика компании «Хэппи траусерз» больше похожа на английский работный дом середины девятнадцатого века. Еще скажем, что здесь нужен новый Чарльз Диккенс, который напишет о вопиющем бесправии китайских рабочих.
— Ну, скажем. И что изменит наш рассказ?
— А ничего он не изменит, — вздохнул Митч. — Наших клиентов интересует размер получаемой прибыли. А покупателей интересуют «скандально низкие цены». Запад хочет совместить несовместимое: получать дешевые товары и сохранять совесть чистой. Никто не свернет свой бизнес в Китае. С какой стати? Мы ведь тоже не собираемся закрывать Шанхайский филиал, правда?
— Я только не понимаю, почему ради наших прибылей китайцы должны корячиться за два доллара в день? — начал заводиться Билл. — Почему парни должны работать на допотопном оборудовании и лишаться рук? Неужели мы не в состоянии что-то сделать? — спросил он, залпом допив остатки пива.
— Например? — спросил Митч.
После первого глотка он больше не притрагивался к пиву.
— Вы же видели их сегодня, Митч. Недавние крестьяне, они вкалывают по четырнадцать часов в день. Работают в две, а то и в три смены, пока не свалятся. Один выходной в неделю. И за это им платят пятьдесят фунтов в месяц. А мы суемся со своим дурацким этическим аудитом. Зачем вся эта комедия?
— В юриспруденции, Билл, очень многое является комедией. Странно, что вы до сих пор это не поняли.
— Неужели наши клиенты не могут заставить руководство этой фабрики что-то поменять в условиях труда?
— Во-первых, не могут. Во-вторых, не хотят, — невозмутимо ответил Митч. — Либо дешевые кроссовки, либо достойные условия труда. Западу нужны дешевые кроссовки. Нашим клиентам нужно, чтобы газетчики не лезли в их бизнес, и потому устраиваются фокусы вроде этического аудита. А если пресса нароет достаточно жареных фактов и они начнут угрожать репутации клиентов, знаете, что будет? Наши клиенты без лишнего шума переместят производство во Вьетнам. Или в Индию.
— Но ведь существуют законы об условиях производства, — не унимался Билл. — Есть правила техники безопасности. Эта фабрика ежедневно нарушает законы, принятые Международной организацией труда, не говоря уже о китайских законах. Парень, потерявший руку, должен подать в суд. — Билл качнулся вперед и едва не свалился с табурета. Он сел понадежнее и виновато улыбнулся. — Митч, у вас есть на примете хорошие юристы?
Его собеседник поднес к губам бутылку, но опять сделал лишь маленький глоток.
— Тяжело быть юристом в стране, где не главенствует закон, — сказал Малахольный Митч. — В Англии суды независимы от государства и наделены реальной властью. Судьи защищают права граждан, а не государственные интересы. В Китае все обстоит по-иному. Здесь по-прежнему действует коммунистическая правовая система. Ее принципы просты: каждый, у кого есть реальная власть — финансовая, политическая или военная, — не обязан подчиняться решениям суда, если таковые их не устраивают. Да и суды ни за что не станут ссориться с теми, кто обладает настоящей властью. Когда нет верховенства закона, есть право сильного. У этого бедняги нет никаких шансов. Суд повернет дело так, что парня выставят жертвой собственной халатности. Кстати, если вы помните, главный менеджер фабрики уже намекал на это.