Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 4
Шрифт:
— Домой пешком дойдешь, — сказал я и хотел было уже пойти к пассату.
Правда, парнишка сделал глупость. Я заметил, как он засуетился, вздернул куртку, полез куда-то себе за пояс. В один миг я сообразил, что он потянулся за оружием. Тело среагировало еще быстрее.
Я оказался возле паренька скорее, чем мое напитанное адреналином сердце стукнуло четырежды. Схватив его за плечи, я пнул его в голень, одновременно дернул влево. Парень упал ничком.
Как только рожа его впечаталась в пыльную обочину, я прижал его коленом к земле. Стал складывать обессилившие руки пацана на пояснице. Куртка парня задралась, и как я и ожидал, за поясом у него сидел пистолет. Черная ручка американского Глока ярко контрастировала на фоне белой рубашки.
Удивляться, откуда у этого щегла такой дорогой ствол, я не стал. Просто извлек оружие.
— М-м-м-м… А-гх… — Рвался он подо мной и отплевывался кровью из разбитых губ. — Сука! Ты че делаешь?!
— Лежать, утырок! Лежать, я сказал, ни то жопу отстрелю! — Напугал я пацана, и тот тут же подчинился.
Пробка, сформировавшаяся на дороге, засуетилась. Часть водителей повыходили из машин, удивленно наблюдая за всем происходящим. Другая, напротив, старалась побыстрее смыться с места потасовки.
Мужики, чьи машины неудачно поцеловались, застыли, удивленно глядя на нас с бандитенком.
— Витя! Витя, ты че творишь? Кончай! — Вылез из пассата Степаныч.
Я ему не ответил. В этот момент я разбирался с глоком мальчишки. Вынув магазин, я отбросил его в сторону. Некоторое время возился с замком затворной рамы, но все же смог докумекать, как разобрать ствол.
— Ты че там делаешь?! Че делаешь, а?! — Сломавшимся голосом визжал под моим коленом пацан. — Не стреляй! Пожалуйста, не стреляй, не надо!
Видать, парень подумал, что я взвожу курок его пистолета. Это заставило меня недобро улыбнуться.
— Не ссы, — хмыкнул я. — Оставайся мужиком до последнего.
— Нет! Не надо!
Глок щелкнул в моих руках. Затворная рама вместе со стволиком и возвратной пружиной, надетой на направляющую, соскользнула вперед. Не раздумывая, я бабахнул рамой о землю, рядом с головой пацана, чтобы привести оружие в негодность. Бандитенок аж вздрогнул от удара. Тогда я выкинул затворную раму куда-то в кусты. То же самое сделал и с оставшейся в моих руках второй частью пистолета.
— Это тебе не игрушка, — проговорил я при этом.
Затем нащупал в его заднем кармане толстый кошелек. Вынул.
— Э! Ты че! Лопатник верни! Ты…
— Захлопни пасть.
Я просто спокойно встал с парня. Тот тут же подорвался, принялся торопливо подниматься на ноги.
Сначала он, вроде бы, порывался броситься на меня, но под моим свинцовым взглядом струсил и больше не решился на новые глупости.
— Гуляй, — бросил я и пошел к мужикам, стоящим у своих разбитых машин.
Я буквально чувствовал на своей спине изумленный взгляд пацана.
— Здорова, мужики, — сказал я, подойдя к ним.
— П-привет, сынок, — первым мне ответил удивленный дед.
Второй мужичок, худощавый, с большим носом на маленьком лице, кивнул, невнятно проговорил:
— Здрасьте.
— Вот, — продолжил я, потроша портмоне бандита. — Это вам материальная компенсация. За вон того.
Я кивнул назад, на застывшего на обочине бандитенка. Ошарашенный пацан утирал губы от грязи и собственной крови.
И дед, и мужик, замешкались. Видно было, что они опасаются брать деньги, а их в кошельке оказалось ни много ни мало, а шестьсот долларов. По триста на брата.
— Да не бойтесь. Берите. Этот вас не тронет. Уж я позабочусь. А за свои косяки надо отвечать! — проговорил я уже громко, так, чтобы пацан меня услышал. — Слышь? Отвечать надо за косяки!
Тот растерялся совсем. С хмурой рожей похлопал себя по карманам, а потом пошел куда-то за обочину, под чужие дворы. Стал тормошить там нестриженую траву, искать ключи.
Первым решился старик. Он опасливо протянул руку к деньгам, взял купюры из моих пальцев. Затем к нему присоединился и носатый.
— Ладно, — сказал я, отбрасывая пустой кошелек. — Машины на ходу-то?
— Ага, — сказал старик. — Только нос помялся.
Носатый тоже торопливо покивал, сглотнув, раскрыл рот.
— Ну и хорошо. Езжайте, мужики. Будем считать, что конфликт исчерпан.
— Спасибо тебе, сынок, — хрипловато сказал старик. — Что б я без тебя делал?
— Спасибо, — немного мычащим голосом поддержал его носатый.
— Да не за что. Бывайте.
Попрощавшись с ними, я направился к пассату.
— А лихо ты этого сопляка, — заулыбался поверх крыши Степаныч, потом сел на свое место.
— И рожу ему почти не попортил, и повоспитывал, — добавил он, когда я тоже сел в машину.
— В гробу я видал такое воспитание, — глядя на хмурого мальчишку, сказал я.
Когда мы уехали, он так и остался шариться по кустам в поисках своих ключей.
На озерах сегодня было спокойно. Если над Армавиром клубились редкие, но плотные облака, то тут, за городом, небо стало ясным и нежно-синим. Солнце, поднимаясь к зениту, уже припекало совсем по-весеннему. Пологий луг, спускавшийся к блюдцам-озерам, зеленел от молодой травки.
Озера, хоть и неглубокие, по большей части оказались довольно чистыми. Только кое-где, у обрывистого берега, загустела зелено-коричневая тина. Квакали недавно проснувшиеся лягушки, начинали тянуть свои свадебные песни.
Мы загнали пассат под большой абрикос, укоренившийся метрах в семидесяти от воды. Взяв снасти, пошли пешком. Там расположились под сенью молодых акаций.
Пока Степаныч разворачивал свои донки и удочки, я выламывал рогатинки из ближайшего куста сирени, чтобы можно было подставить под удилища.