Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея]
Шрифт:
— Но я уже сказал, только в некоторых делах.
— Он оставил завещание?
— Насколько мне известно, нет. Если завещание и существует, то оно было составлено не мной.
— Если завещания не существует, то кто будет опекуном его состояния?
— Это должен решить суд.
— И если не найдется другого адвоката, то таким опекуном можете оказаться вы.
— Возможно.
— Вы составляли договор между Дарроу и Луисом Кастанца?
— Да.
— Дарроу пытался заложить ресторан.
— Вы меня спрашиваете, мистер Рассел?
— Так утверждает генеральный инспектор.
— М-м-м, — Ибарра выбросил окурок сигареты в пепельницу.
По-прежнему не глядя на Рассела, он сказал:
— Об этой закладной действительно велись переговоры и соглашение уже было подготовлено. Его должны были подписать сегодня.
— Таким образом, теперь ресторан получит Луис Кастанца.
— Видимо, так.
— Знали вы о том, что Дарроу собирается покинуть город?
Ибарра пожал плечами.
— Мне он ничего не говорил.
— Знали вы, какого рода соглашение было заключено между Дарроу и Алом Фолли?
Секунду адвокат колебался, взгляд его по-прежнему оставался неуловимым.
— Я знал, что такое соглашение существует, но деталей не знал.
— Странно, — протянул Рассел.
— Странно?
— То, что вы все знали насчет соглашения о ресторане и его закладе и ничего не знали о самолетах.
Когда Ибарра промолчал, Рассел подумал: «Какого черта, так я ничего не добьюсь. Надо на него как-то нажать».
— Это противоречит здравому смыслу, — сказал он вслух. — Если не хотите говорить, так и скажите. Но не убеждайте меня, что вы ничего не знали о том, что происходило с этими самолетами. Вы же знали, что Фолли улетел на своем Си-46 отсюда в понедельник. Вы должны были знать, что он не привел его обратно. Хорошо, что с ним случилось? Фолли продал его кому-то или…
Он не закончил фразу, так как увидел, что Ибарра встал. Лицо его продолжало сохранять безразличное выражение, и без всякого раздражения он взглянул на свои ручные часы с золотым браслетом — просто дал понять, что давить на него бесполезно.
— Извините меня, пожалуйста, мистер Рассел, — все еще вежливо сказал он. — Меня ждут другие дела. Если вы хотите знать об этих самолетах и о деятельности мистера Фолли, то почему бы вам не спросить у него самого?
— Хорошо, — Рассел поднялся и перевел дыхание, понимая, что он абсолютно ничего не добился. — Я полагаю, что так будет лучше.
Он вышел и спустился по лестнице, ругаясь сквозь зубы, но решив не сдаваться.
14
Дорога, по которой Педро вел машину к дому Ала Фолли, некоторое время шла вдоль дамбы, затем свернула налево на улицу каменных жилых домов, украшенных бесчисленными балконами. Дом, нужный Расселу, стоял неподалеку — неряшливое двухэтажное строение с покосившимся крыльцом.
Не будучи особенно уверен в адресе, Джим внимательно рассматривал все двери и потому заметил двух мужчин, вышедших из той двери, которую он разыскивал, или, быть может, из соседней. Мужчины сели в автомобиль, и только когда тот двинулся с места, он смог взглянуть на них.
Точнее, на одного, так как другого загораживал водитель. Но его он узнал. Это смуглое, широкое и лишенное выражения лицо принадлежало хорошо одетому человеку в затемненных очках, который вчера днем обыскивал его номер.
Автомобиль уехал раньше, чем он успел взглянуть на номер, и в первые секунды Рассел растерянно остался сидеть, но мозг, подстегнутый воображением, стал лихорадочно работать. К тому времени, когда он наконец покинул машину и зашагал через улицу, ему стало совершенно очевидно, что адрес найден правильно, — ведь эти двое не могли просто случайно оказаться по соседству, они, несомненно, приходили к Алу Фолли.
Теперь уже без всяких колебаний он шагнул в открытую дверь, ведущую прямо с тротуара в полутемный холл. Здесь было прохладнее и довольно сыро; поднявшись по лестнице, он оказался на площадке, куда выходили две двери. К правой была приколота карточка, и, наклонившись, он разобрал: «Альберт Фолли».
Он постучал, затем постучал снова, потом попробовал повернуть ручку двери. Когда та поддалась, у него неприятно засосало под ложечкой, но вопреки дурному предчувствию он распахнул дверь. И остановившись на полушаге, окаменел, уставившись на пистолет 45-го калибра в руке Ала Фолли.
Две-три секунды они так и стояли молча, неподвижно, друг против друга. Рассел был испуган и зачарованно смотрел на дуло пистолета.
Не осмеливаясь пошевелиться, он поднял взгляд. Попытался заговорить, но горло перехватило. В глазах Фолли сверкали яркие опасные вспышки, не менее угрожающие, чем пистолет. Но вот они мелькнули и исчезли. Брови расправились, линии рта смягчились. Дуло пистолета ушло в сторону, большой палец поставил пистолет на предохранитель.
— О, — коротко буркнул Фолли, — это вы… — Он негромко выругался, все еще крепко сжав зубы. — Я думал, эти мерзавцы решили вернуться.
К тому времени к Расселу вернулось самообладание. Он обнаружил, что может проглотить ком в горле. Потом облизал пересохшие губы.
— Вы меня чертовски напугали, — сказал он, обнаружив теперь, что на Фолли только пижама и домашние тапочки, что пижама на плече испачкана в крови и такое же пятно, мокрое и блестящее, расплылось на щеке.
Фолли молча ушел в спальню. Оставшись один, Рассел огляделся. Единственным источником света были два окна, выходившие на небольшие балкончики; узкие французские двери были задрапированы тонкими пыльными шторами. У одной стены стоял кожаный диванчик, стойка с радиоприемником, на полу — три-четыре потертых коврика, еще в комнате были два кресла, три стула с прямыми спинками, два торшера, длинный стол, заваленный журналами и книгами в бумажных обложках, с большой переполненной керамической пепельницей на нем. Еще там лежал бумажник, который Рассел заметил в тот момент, когда Фолли вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами, но уже без пистолета.
Он поставил бутылку и стаканы и взял бумажник. Быстро оглядевшись, поднял брюки, не замеченные Расселом и, видимо, ранее брошенные под стол. Хотя те выгорели на солнце и не блистали чистотой, Фолли отнесся к ним с вниманием, разгладил, положил бумажник в задний карман и отнес их в спальню. В течение нескольких следующих секунд раздавался только резкий стук открываемых и закрываемых ящиков. Откуда-то донесся звук текущей воды, и когда Фолли вернулся, кровь с его лица была смыта. Прижав к ране мокрое полотенце, он налил виски в один стакан и подвинул бутылку к Расселу, столкнув при этом на пол какие-то бумаги.