Моя подруга – месть
Шрифт:
Марьяна подошла к столу, налила воды из пластиковой бутылки, села со стаканом в кресло. Ее потрясение постепенно переходило в странное спокойствие. И вот что удивительнее всего: недавний страх перед Ларисой, почти отвращение, почти ненависть сменились совершенно противоположным чувством. Пожалуй, оно было сродни восхищению…
Лариса не из тех людей, которых можно долго жалеть. Она ведь и сама довольно-таки безжалостная: и к себе, и к другим. А вот восхищаться ею можно. И даже нужно! Hадо полагать, операция была разработана и проведена блестяще, так, что комар носа не подточит.
И тут Марьяна поняла: нет, ничего не знал Виктор. Знал бы он – непременно пронюхала бы и Надежда. И уж она, получив в свои руки такую моральную плеточку для Ларисы, непрестанно бы подстегивала ту исподтишка.
Итак, Лариса приступает к делу… Марьяна задумалась. Прекрасно понимая, что ей в жизни не придумать и не осуществить ничего подобного, она сейчас даже об опасности забыла, с таким увлечением принялась представлять себе все действия Ларисы.
Первое было – найти человека, который бы ей помог. Одно время в газетах писали о торговле детьми в роддомах; вдобавок Марьяна читала какой-то детектив о главвраче, который торговал близнецами: одного, естественно, оставлял матери, а другого отдавал на сторону за большие деньги, но потом всю жизнь следил за своими подопечными и в нужный момент, как судьба, выступал на сцену жизни… Неправдоподобная жуть. Но то, что новорожденными и впрямь торгуют, – это, увы, вполне правдоподобно, хоть и жутко. И вот Лариса нашла людей, которые этим занимались. Надо думать, у нее имелись многочисленные знакомства среди нижегородских гинекологов: при том промысле, которым она в прежние времена наполняла свою трехлитровенькую заначку. И вот одно из этих знакомств пригодилось…
Тут Марьяна с сомнением покачала головой. Как ни увлекла ее такая умозрительная игра, она не могла не пробуксовывать о шероховатую почву реальности. Oдним из самых неодолимых ухабов был вопрос о деньгах.
Можно вообразить, сколько стоил ребенок на черном рынке! Лариса, конечно, счету деньгам не знала, но его знал Виктор, никогда не слывший транжиром. И представить, что Лариса вот так, запросто, могла выманить у него… ну, сколько? Ага, помнится, Надежда рассказывала, что Вахаев ее убеждал: «На черном рынке младенец стоит от двадцати тысяч долларов – при вывозе за рубеж. Но поскольку все свершится в пределах нашего отечества, для будущих папы и мамы услуга обойдется гораздо дешевле…»
Марьяна вздрогнула. Что-то холодное коснулось ее ноги. Опустила глаза: оказывается, она, забывшись, пролила воду из стакана. Но вовсе не это заставило ее вздрогнуть!
Мысль. Догадка… Может быть – прозрение.
Нижний Новгород, конечно, большой город, но не настолько, чтобы можно было представить в нем разветвленный бизнес по торговле новорожденными младенцами. Это все-таки не «княжество Москва»! Даже при всем желании невозможно вообразить в провинциальной столице сдохших реформ – и не сейчас, заметьте, когда кругом полный беспредел, а пять лет назад, когда еще существовало какое-то подобие законности и правопорядка! – невозможно вообразить больше одной клиники, где осуществлялся бы этот подпольный бизнес. Возможно даже, что он не был поставлен на такую широкую ногу, как в Москве. Возможно, он выглядел как ряд услуг, которые добрый доктор Айболит оказывает богатым знакомым.
И это скорее всего была частная клиника. И, если Марьяна не ошибается – а можно спорить на что угодно: не ошибается! – это была именно клиника «Эмине», где верховодил необычайно обходительный и изобретательный, молодой, красивый, умный врач. Алхан Вахаев. А звали его все по-дружески Аликом.
Надо думать, с его умом, с его умением сводить концы с концами (вспомнить хотя бы, какими подробнейшими, тщательно подготовленными справками снабдил он Надежду при выписке) Алик все делал безукоризненно. Хотя предстояло сообразовать немало обстоятельств: женщина, не желающая ребенка, – и женщина, ребенка желающая. И чтобы вторая была достаточно платежеспособна. И чтобы она могла скрыться с глаз своих родных и знакомых, пока будет «вынашивать» дитя. А если муж не участвует в заговоре – то и с его глаз.
Ну конечно!
«Ее на сохранение положили чуть ли не с двух месяцев, причем клиника была очень дорогая… У нее токсикоз был ужаснейший, мне ее видеть почти не разрешали: то она под капельницей, то спит…»
Голос Виктора так явственно зазвучал в ушах Марьяны, что она невольно глянула через плечо.
Значит, Ларисе не пришлось особенно напрягаться – в финансовом смысле. Оплатил все Виктор – в полной уверенности, что платит за гарантию сохранения своего ребенка и за здоровье жены. Ради этого он не поскупился, конечно. Может быть, каким-то образом (каким – неведомо!) пришлось рассчитываться и Ларисе. Но врач заслужил и деньги, и любую другую награду.
Можно себе представить, как осуществлялась маскировка! Тут, конечно, не обходилось подложенными под рубашку подушками. Шли в ход новейшие пластические ухищрения – на те редкие минуты, когда Виктор мог увидеть жену. А может быть, Вахаев действовал более изощренно. Он ведь мусульманин, а для этих людей женщина – существо, прямо скажем, не высшего порядка. Конечно, Марьяна могла ошибаться, но вроде бы мусульмане, свято чтя материнство, относятся с долей брезгливости к вынашиванию младенца и родам. Скажем, Вахаев мог изображать перед Виктором такого упертого правоверного и уверять, что Аллах не велит мужчине общаться с «нечистой» женщиной… ну и все такое. А ему, мол, можно, поскольку он – врач. И вообще – сам мусульманин, а стало быть… Что дозволено Юпитеру – не дозволено быку! Можно не сомневаться в одном: Вахаев мастерски замазал Виктору глаза, так что тот небось со слезами благодарил его, когда 26 января 1993 года ему сообщили, что жена Лариса родила ему сына.
И тут Марьяне показалось, что сознание ее странным образом раздвоилось. Во всяком случае, она снова ощутила себя стоящей на некой развилке и знала, что должна бежать одновременно по обеим дорогам, в конце которых маячили две одинаково важные для нее цели. Но все-таки между ними была разница. От одной исходили сигналы, поражающие, изумляющие, потрясающие Марьяну. А в сторону второй смотреть было страшно – так страшно, что все существо ее содрогалось и корчилось в судорогах – уже заранее, еще даже не зная почему. И, разумеется, она в своем воображении невольно свернула к первой цели…
Итак, 26 января 1993 года родился Санька. Но именно в этот день, в той же самой клинике, под присмотром того же самого доброго доктора Айболита, происходят еще одни роды. Правда, они заканчиваются смертью ребенка. Ребенка Надежды!
Ну и совпадение… В жизни, конечно, всякое бывает, и сама Марьяна не раз и не два становилась в тупик от подобных потрясающих случайностей, однако сейчас ей почему-то казалось, что упрекать жизнь за однообразие не стоит.
Да, конечно, Вахаев сказал Надежде, что ее ребенок умер. И даже показал ей трупик. Надежда только раз глянула – и отвернулась: ей показалось, будто он какой-то усохший, как мумия. Ее собственные слова! Какие точные, какие точные… Кто знает, когда началось увлечение Алика бальзамированием и сколько времени минуло с тех пор, как умер тот несчастный младенец, лишив, возможно, гонорара заботливого главврача «Эмине»? А может быть, Надежде просто померещилось: все-таки Надежда и Лариса были не единственными пациентками клиники, вот у кого-то и прошли неудачно роды… Но не у Надежды! Просто Алхан почуял перемену ее настроения – и решил подстраховаться. Отсюда попытка вызвать преждевременные схватки. Ну а Лариса, конечно, «не знала» дня своих предполагаемых родов. Она могла «перехаживать» или «недохаживать» сколько угодно – в зависимости от ситуации. И Виктор – влюбленный, доверчивый, более всего на свете желающий иметь сына! – ждал, ждал, усмиряя свое нетерпение. И, наконец, получил желаемое!
Марьяна представила себе, как Лариса выходит из клиники – едва заметная за огромным букетом роз. А рядом с ней осторожно спускается по ступенькам Виктор, держа на руках голубой шелковый сверток. А там лежит ребеночек: беловолосый, голубоглазый, с аккуратным носиком, похожий и на Ларису, и на Виктора – а также на Надежду… и на своего отца. Возможно, им и впрямь был Игорь – красавчик и любимец девчонок.
Марьяна взглянула на Саньку. Oна видела только его белобрысенький затылок, но ведь не было в его лице и тельце черточки, которую она не знала бы наизусть. Чудится, и собственного ребенка она бы не могла любить больше! А Надежда держалась с ним отчужденно. Ничего не подсказало ей сердце. Она поверила, что ребенок умер. А поскольку не успела его полюбить, то и не узнала впоследствии. Промолчало сердце!