Моя прекрасная повариха
Шрифт:
– Дело было вечером, – продолжала Азора. – Я села на какой-то камень и просидела до утра. Смотрела вниз, на город, и ни о чем не думала. Знаешь, сейчас мне кажется, что тогда это была репетиция моего побега сюда…
Я отпил вина. Подумал – и взял Азору за руку, прекрасно понимая, что сейчас она отдернет руку и отстранится от меня.
Но она этого не сделала.
– Ты храбрая, – сказал я. – И Глория вся в тебя.
Азора усмехнулась.
– Знаешь, когда мы сюда ехали, я думала, что умру от страха.
– Не поймали, – произнес я, и Азора кивнула.
– Не поймали. А теперь нам больше не надо убегать. Все никак не привыкну к этой мысли.
Я понимающе кивнул. Не надо было спешить. Не надо было торопиться. Азора просто должна понять, что ей уже никогда и никто не будет угрожать – и принять это. И тогда у нас все получится – сейчас я в это верил.
– А я однажды пошел ловить рыбу в подземной реке, а поймал Глубинного червя, – улыбнулся я. – Ну не самого червя, одного из мелкоты. Вот как было дело…
Азора
Мне снилось, будто бы меня похоронили заживо, и дышать было тяжело, словно я заболела. Но и просыпаться не хотелось: сквозь сон я слышала умиротворяющее постукивание дождя за окном, а под дождь спится спокойно и сладко…
Совсем рядом негромко прозвучала гномья речь, и я все-таки проснулась.
Дышать было тяжело от того, что на моей груди лежала голова Фьярви. Мы расположились на кровати, он крепко спал, и, увидев его, я похолодела.
Впрочем, чему бы тут удивляться? Мы муж и жена, просыпаться в одной постели наше нормальное состояние. Да и не мне выделываться и капризничать, с таким-то лицом… Я подняла одеяло и с облегчением убедилась, что мы по-прежнему одеты. Должно быть, вчерашняя бутылка вина, выпитая под дружеские беседы, была виновата во всем: мы спустились с чердака и упали спать там, куда смогли добраться.
И бутылка была не одна. Теперь я вспомнила, что Фьярви вынул вторую, когда часы на ратуше пробили полночь.
Я осторожно села, дотронулась до плеча Фьярви и окликнула:
– Фьярви, пора вставать. Нам надо на работу.
Гном довольно улыбнулся, открыл глаза и несколько мгновений мечтательно смотрел на меня – потом он понял, что лежит на моей кровати, и сел так быстро, словно его окатили ледяной водой из ведра. Я улыбнулась: кажется, Фьярви был смущен не меньше меня.
– Доброе утро, – рассмеялась я. – Вторая бутылка была лишняя.
Фьярви увидел, что мы с ним полностью одеты, и тоже улыбнулся.
– Как говорит Дархан, вторая никогда не лишняя, – заметил он. – Но…
Он замялся – ему тоже было неловко и не по себе.
– Нам пора на работу, – повторила я, и Фьярви кивнул.
– Да, – согласился он. – Пора.
На завтрак были полюбившиеся всем бутерброды с семгой – сегодня я заменила пасту
Когда-то моя нянюшка кормила меня кашей и приговаривала: «Кушай, кушай моя хорошая, расти большой и крепкой!» Отец возмущался: дескать, нужно говорить не «кушай», а «ешь» – «кушай» это слово убогих и недоразвитых. Но нянюшка махала на него рукой и отвечала: «Ешь, кушай… неважно, лишь бы да!» – и я была с ней полностью согласна.
Сегодня Лоран расстарался: привез отличное филе лосося на коже, и я решила, что у нас будет обед в юго-восточном стиле: запеченый лосось и рисовая лапша. Домовые столпились возле стола, глядя, как я раскладываю рыбу и вооружаюсь ножом, и один из них зачарованно произнес:
– А Пекка никогда не готовила такую рыбу…
– Что ж, ее здесь нет, – с улыбкой ответила я. Блюдо было несложным, но очень вкусным. Филе надо было надсечь до кожи крупными квадратами, а затем смазать маринадом и выложить на форму так, чтобы рыба изогнулась, открывая надрезы – потом это будут порционные кусочки. Когда я смешивала маринад – мед, мягкая горчица, темный юго-восточный соус и кунжутное масло – то под окнами кухни наметилось какое-то движение. Покосившись в сторону окна, я увидела чью-то растрепанную голову: ага, кажется, у нас тут любопытные!
– Молодой человек! – окликнула я. – Не стесняйтесь, можете зайти, если хотите.
– Ой! – услышала я, и голова тотчас же исчезла. Кажется, незнакомец смутился.
Впрочем, я ошиблась. Через несколько минут Дархан заглянул на кухню и сказал:
– Азора, он говорит, что ты разрешила ему войти.
Из-за его плеча выглянул эльф в темно-синем костюме, какие носят врачи, и я ахнула:
– Эвентин! Ты!
– Я! – воскликнул Эвентин. – Азора, ты не представляешь, как я рад!
Обогнув удивленного Дархана, он вбежал на кухню, и мы обнялись. Когда-то давным-давно мы были первой, еще детской любовью друг друга – конечно, мой отец возмутился, сказав, что сын простого инженеришки не пара для княжны Благословенного края. Родители Эвентина правильно поняли это возмущение, отправили сына учиться как можно дальше от родины, и мы расстались. Какое-то время мы еще писали друг другу письма, потом переписка увяла, и я вышла замуж.
И вот теперь Эвентин стоял на кухне «Вилки и единорога» – веселый, энергичный, ни капли не изменившийся, такой, словно не было этих лет в разлуке, словно ничего не было, и мы стоим где-то в доме моих родителей, и верим, что то чувство, которое окутывает нас полупрозрачной вуалью, будет с нами навсегда.