Моя преступная связь с искусством
Шрифт:
Но уже спешили к месту происшествия полицейские.
Но уже высвободилась из тисков пружина судьбы.
Один из менеджеров был как раз из игрушечной лавки и наверняка догадался, что афро-американец взял пистолет из его магазина, потому что направился к чернокожему джентльмену, чтобы напомнить ему положить товар обратно на полку.
Проходившие мимо по своим делам полицейские понятия об этом всем не имели — они просто заметили кричавшую старушенцию и ее крючковатый палец, и двух менеджеров, подходящих к немолодому афро-американцу с обеих сторон (один — посмотреть,
Вокруг пожилого афро-американца мгновенно образовалась воронка: толпа плеснулась как чай, зеваки раскрыли рты, некоторые продавцы сразу же захлопнули двери — а афро-американский пенсионер как бы нехотя начал поднимать правую руку — как в кино, как игрушечный оловянный солдатик, как манекен.
Один полицейский плюхнулся на колено и стал рвать револьвер из кобуры.
Другой закричал: «Кинь оружие!», но в торговом зале было так шумно, что, кажется, никто этих слов не расслышал, кроме меня. Не могу сказать со всей точностью, понял ли это обращение афро-американец, но он поднял руку с игрушечным пистолетом: как будто целился в полицейских, как будто подавал им команду. Будто бы соединял невидимой нитью их и себя, будто протягивал им вместе с игрушечным пистолетом на скрытом от человеческого глаза подносе всю свою жизнь.
Полицейские выстрелили одновременно — хлоп, хлоп, хлоп, будто воздушный шар разорвался — и усталый от жизни пожилой джентльмен уже лежал на полу.
Менеджер магазина, намеревавшийся забрать игрушечный пистолет, не шевелился от страха. Он стоял посреди зала, в своих почти форменных черных брюках и белой рубашке, с прикрепленным к ремню пейджером, который всегда подавал занятые сигналы, но сейчас как назло не подавал никаких признаков жизни, и делал вид, что собирается вытащить его из кармашка. Тем временем полицейские с опаской приближались к уже мертвому телу, очевидно боясь, что оно оживет.
Менеджер похлопал себя по карманам, будто что-то забыл, и с деловитым видом направился в свой ларек, где начал расставлять на полке красно-синих «Батманов» в серебристых разводах, но наткнулся на водяной игрушечный пистолет и отдернул от него руку, как от огня. У полицейских тем временем забибикали рации, но они, не обращая на них внимания, продолжали идти, как заведенные, к лежащему телу.
Пожилой афро-американец был опрятно и даже элегантно одет, и красное пятно на его светлой рубашке выглядело неуместно.
Менеджер наконец, видимо, понял, что сейчас не время наводить порядок на игрушечных полках и встал на пороге своего магазина с тревожным выражением на лице: у него были очень черные, кустистые брови, а волосы смазаны гелем и торчали мальчишески. К пожилому, распростертому на полу джентльмену (он так и лежал в своей кепке, которая будто была приклеена к голове) уже спешили санитары с носилками.
Один из полицейских сделал рукой предохранительный жест, и все остановилось. Молодой, с иссиня-черными волосами, менеджер магазина игрушек снова попятился в свой магазин и уже глядел на происходящее сквозь стеклянную стену.
Только теперь я поняла, что торговый зал полностью смолк.
Растерянность читалась на лицах людей.
Полицейские, кажется, осознали, что у человека был игрушечный пистолет.
Но игрушечный пистолет повлек за собой настоящую смерть.
Санитары стояли — как будто их сдерживало невидимое заграждение.
Полицейские же продолжали следовать тому, чему их учили. Если в тебя целятся — в ответ сразу стреляй. Если поразил цель — удостоверься, что твоя жизнь и жизнь напарника в безопасности, а затем уж бросайся на помощь и проверяй, можно ли чем-то помочь.
— Давайте-давайте! — будто забыв, что только что не пускал и останавливал, закричал санитарам один из стрелявших.
Те вышли из ступора и приблизились к телу.
Но любые меры были уже бесполезны.
Прошитый пулями, художник Джаспер Жалейка был мертв.
……………………………………………………………………………………
Позднее стало известно, что как раз в тот день главный библиотекарь Библиотеки Конгресса разглядывал слайды с изображениями графических работ господина Жалейки: их собирались добавить в коллекцию американского Президента и выдать художнику почетную пенсию. Понятия не имея ни об игрушечном пистолете, ни о поразивших художника пулях, библиотекарь раскладывал перед собой слайды — один за другим.
На каждом был фирменный жалейкин коллаж: стена из кирпичей, как символ отстраненного индустриального города, и на нем — тень человека, обрисованная белым мелком.
Как будто люди оставляли следы на кирпичной стене.
Тени хулиганов и рэпперов; силуэты гангстеров и гулящих одиноких мамаш.
На однотипных кирпичных стенах — резкие, разные судьбы.
Маленький Джаспер родился и вырос в гетто — там, где парни в спадающих, не скупящихся на материю, джинсах целыми днями курят гашиш, отпускают грязные шутки в адрес прохожих, обмениваются тюремными байками или перекидываются волейбольным мячом.
Искусствоведы писали, что эти «кирпичные коллажи» отражают жизнь города.
Города, в котором знаменитого создателя коллажей убили.
Кровожадного города, в котором художника постигла органичная смерть.
Скомканный листок на полу
Какой-то человек, в разношенных спортивных сандалиях поверх грязноватых белых носков, и в кепке-бейсболке с названием либерального колледжа, принялся вербовать людей в свидетелей происшествия. Несколько людей — в том числе я — дали ему свои имена.
Мой взгляд встретился с взглядом крупного мужчины смуглой наружности, одетого с недоступным американцам щегольством. Его свежая рубашка в полоску блистала абсолютно белым воротником, ботинки могли послужить зеркалом, манжеты скреплялись запонками, а пиджак явно был сшит на заказ и сидел как влитой. Вдобавок, на нем были золотые очки, а из кармана высовывался не «Монтбланк» с его приевшейся шестиконечной звездой, который приобретают все без исключения менеджеры среднего вкусового звена, а дорогой «Вотерман».