Моя преступная связь с искусством
Шрифт:
И это в корне неверно. За полгода ты смог вырастить лишь шестьдесят строк. Но раздумия, перебежки за пивом через мертвое мокрое ночное шоссе, бессмысленное считание ворон и gif-ов (не грифов) в Инете, чашка чая, остывшая и застывшая перед выстроившимися на пластмассовом плацу клавиатуры потертыми буквами, неосуществленные телефонные жалобы, которые ты потом перегнал в прекрасные тексты, все это и есть настоящее творчество, которое никто, кроме тебя и невидимых существ (ангелов et cetera), не оценит.
Безо всякой связи с тем, что сказано до: Диана ди Прима — это образ Поэта, которого нам не хватает. Воинственная женщина-мать, amazing amazon, [31]автор множества поэтических книг, среди которых — легендарная «Лоба», что в переводе с испанского значит «волчица». Окруженная — вооруженная — кучей цепляющихся за ее юбку детей. Из-под ее пера вышли «Воспоминания битника», оголтелая и оголенная книга про секс. Ее спрашивали — почему бы Вам не написать вместо секса про джаз? Вот ЛеРой Джонс, он же написал книгу про блюз. Но jazzна языке черных значит оргазм. А Диана ди Прима знает и про секс, и про джаз. Ее любимое блюдо: «картофель в томатном соусе — menstrual pudding». Только такой истинный поэт, как она, может написать: poetryи poverty, babyи book. Ей вовсе не нужно зашивать влагалище, чтобы стать гениальной. Как раз наоборот — из ее влагалища один за другим выскакивают то baby, то book.
28 апреля — 1 мая, 2003
Маргарита Меклина Эндрю Меклин
Дайан ди Прима: Not on the Road [32]
Интервью
Вопрос:В мемуарах Вы упоминаете Вашу застенчивость. Как она соотносится с Вашим бурным образом жизни?
Ответ:Я очень застенчива. Но эта черта моего характера связана с личным общением, когда взаимодействие происходит один на один. Когда я выступаю со своими стихами, застенчивость пропадает.
В:Вы ведете творческий семинар. Попадаются ли там интересные люди?
О:В моей продвинутой группе занимаются люди, которых я знаю уже по нескольку лет… и вот с ними очень интересно работать. Сейчас мы проходим теорию поэтики и вскоре примемся за статью Роберта Крили о прерывании строчки, а также его эссе о синкопации. В общем, пару месяцев разбираем Крили по косточкам, а затем переходим к Берроузу и книге «Третий ум».
В:«Третий глаз» Лобсанг Рампы?
О:Нет-нет, причем тут глаз? «Третий ум»! Я имею в виду книгу Берроуза о технике письма, при которой большое внимание уделяется случайности. Он написал ее вместе с Брайаном Гайсином. У нас разнообразные методы: мы используем в стихах придуманные друг другом образы, обмениваемся словарными карточками.
Вопрос:Теперь о легендарном журнале, который Вы выпускали. Он назывался «Плавучий Медведь» (Floating Bear).В мемуарах Вы пишете, что идея названия принадлежит Вам. ЛеРой Джонс, в будущем Амири Барака, сначала не одобрил его, но потом Вы ему доходчиво объяснили, что так назывался корабль Винни-Пуха. Тогда у Вас росла дочь и Вы ей читали детские книги — поэтому и «всплыл» Винни-Пух. Вы объяснили ЛеРою, что журнал либо поплывет, либо потонет, ибо для Винни-Пуха все его путешествия были либо удачным плаванием, либо аварией. И тогда ЛеРой снизошел. В магазинах «Плавучий медведь» не продавался — Вы его бесплатно рассылали по почте писателям, художникам и музыкантам, лишь прося их о пожертвованиях. Журнал — или, вернее, «листок» — был выполнен на мимеографе, еще до того, как появился Бог Ксерокс. Там печатались Чарльз Ольсон, Гэри Снайдер, Джон Эшбери, Хьюберт Селби, Фрэнк О'Хара, Аллен Гинзберг и другие знаменитости. Сейчас он стал библиографической редкостью и один выпуск меньше чем за пятьдесят долларов и не купить. А целая коллекция этих «медведей» — все журналы, выпущенные с 1961 по 1971 год, стоит около трех тысяч долларов. Не хотели бы Вы поместить его в Интернет?
Ответ:Нет, я абсолютно равнодушна к Сети. Мне предлагают издавать сетевые журналы, но меня это мало волнует. Я распечатываю свои имэйлы на принтере и читаю их на бумаге.
Вопрос:Но Вы сокрушались, что потратили огромное количество времени на изготовление «Плавучего Медведя», все эти рассылки, склейки-расклейки и т. д.
Ответ:Нет, я вовсе не зря потратила время… может быть, это Вам показалось, что я выкинула время на ветер… но я ничего не потратила зря.
Вопрос: Извините, пожалуйста, Вы меня не так поняли. Я имею в виду ручную работу.
Ответ:Я обожаю все, что связано с работой своими руками! Я именно этим сейчас занимаюсь. Мы сейчас планируем выпустить книгу. Состоится уютное чтение в районе Гленн Парка, в книжном магазине под названием «Берд и Беккет». Там будут Дэвид Мелтцер, поэт, затем менее известный Клайв Мэтсон и я. Сразу после того, как Башни упали, он написал поэму «Снесены башни». Она довольно двусмысленна. «Я плачу. Я торжествую. Я оплакиваю всех погибших людей. Но этого недостаточно. Я пишу о башнях, но и это не все». Он говорил о двойственности своего положения. С одной стороны, он поэт-радикал, а с другой — он все же американец.
Я тоже написала произведение под названием «Записи, на пути к Революционной поэме». В ней — тринадцать коротких стихов. Все это входит в чэпбук (чэпбук, chapbook,маленький поэтический сборник — прим. авторов). Он будет продаваться на чтениях. Я мастерю его без компьютера. Если бы Вы послали мне имэйл, я скорее всего ответила бы Вам открыткой.
В:Что значит «боязнь чистого листа» по ди-примовски?
О:В 1968 году я переехала из Калифорнии в Нью-Йорк и каждое утро приходила в Зенский центр, просиживая там буквально часами. В то время моя жизнь кардинально менялась. Вообще сложно подхватывать подсознание на том месте, где ты его оставил. Но не нужно волноваться из-за того, что молчишь. Я не сажусь каждое утро за стол, пытаясь писать. Только, может быть, когда пишу мемуары. Поэмы приходят тогда, когда сами считают нужным прийти. Когда я была моложе и не знала, что делать, я занималась переводами, особенно люблю переводы с латыни. Сейчас вот купила Катулла и «Метаморфозы» Овида… в общем, ни бумага, ни карандаш мне не страшны.
В:А как Вы редактируете то, что написали?
О:Я почти не исправляю стихи. В молодости я уделяла много времени их переписыванию и таким образом училась писать. Сейчас поэмы приходят сразу чистыми и прозрачными. Я «слышу» их и затем заношу на бумагу. Мой редактор из «Вайкинга» одно время пытался изъять итальянский синтаксис, из моего английского языка… но только все ужасно запутал. Мне потом пришлось все обратно вставлять. Кстати, потом этого редактора тоже «изъяли», и на его место пришел новый.
В:Знание итальянского языка помогло Вам в Вашем английском?
О:Мне хотелось, чтобы мой итальянский ритм просвечивал сквозь английскую кожу. Мои предложения начинались с «buts» и «ands» («но» и «и»). Я вписывала избыточные, барочные слова… а редактор хотел, чтобы все это было на школьном английском. Из-за таких вот редакторов существует огромное количество казалось бы занимательных книг, которые все звучат одинаково.
В:Вы встречались с Эзрой Паундом.