Моя преступная связь с искусством
Шрифт:
О:Угу, я навещала его.
В:К нему в Италии неоднозначно относятся, из-за его связей с фашизмом. Он был склонен к помешательству, и американское правительство поместило его в психушку, чтобы спасти.
О:Да, это так. Его должны были казнить за измену. И тогда его объявили сумасшедшим и посадили в лечебницу для душевнобольных. Затем понадобилось около десяти-двенадцати лет, чтобы вызволить его из этого заведения. Затем он отправился обратно в Италию. Я немного помню то время. Я была тогда совсем юной, мне было около двадцати двух. Когда я собралась его навестить, он уже отсидел около восьми лет. Ну или
В:Каким он запомнился Вам?
О:Я писала об этом в своих мемуарах. Я очень любила его и до сих пор отношусь к нему с пиететом.
В:Он был чистосердечен и глуп. (цитата из небольшого стихотворения Дайан ди Примы, в котором она обращается к американцам, называя их pure and stupid— об этом пойдет речь во второй части этого интервью — примечание авторов).
О:Политически — возможно, что да. Может, он и был неосмотрительным, но не в финансовом смысле. Он много говорил о манипулировании обменным курсом валют, о том, как люди богатели на этом. Он был многословен. Я изучала упомянутые им работы. Все эти немолодые и консервативные правые… он говорил о деньгах, срок действия которых истекал бы через тридцать дней. Ты получаешь их по почте, и эти деньги предназначены для предметов первой необходимости… через тридцать дней их нет, они испарились! Ты не можешь их положить под подушку или в банк, ты не можешь использовать их для приобретения власти. Мои предшественники — анархисты, мой дедушка был анархистом. ФБР все время сидело у него на хвосте.
Вопрос:А что по поводу поэзии Паунда?
Ответ:Ну, в отношении поэзии… никто не может сравниться с его «Кантос». Чарльз Олсон пытался ему подражать. С одной стороны, Олсон даже его обогнал, а с другой, Олсон все же не достиг тех вершин, которых удалось достичь Паунду. Паунд вложил герметичное знание Европы в «Кантос». А Олсон ничего этого не знал. Однако в конце жизни он наконец начал приближаться к чему-то, но при помощи Юнга… и это, по-моему, глупо, идти к алхимии через Юнга. Восток, Тантра, индуистские тантристские тексты, он пытался все это использовать. Паунд же не имел ничего общего с Востоком, кроме того, что он принял Китай.
Вопрос:А что Шери Мартинелли? Она вроде бы куда-то исчезла? Мы, кстати, видели недавно в книжном изданную переписку Шери Мартинелли с Буковски. Издательство Black Sparrow Press.
Ответ:Нет, она не исчезла. Я переписывалась с ней в семидесятых годах, она жила рядом с Хаф Мун Бэем и была совершенной отшельницей, ибо считала, что потеряла свою красоту. Она была настоящей красавицей. Ну, хорошо, потеряла свою красоту. Ну и что? Что в этом такого? Она жила тогда с мужчиной, на котором Паунд приказал ей жениться. Ну, он любил устраивать все эти женитьбы. Они потом перебрались в штат Каролина, я об этом узнала, когда она уже умерла. А скончалась она в конце восьмидесятых годов или в начале девяностых, не помню. Прекрасная художница, у нее есть книги в Италии, собрание ее работ, которое Паунд помог ей издать.
Вопрос:Она была итало-американкой?
Ответ:Нет, американкой, или, может быть, все же итало-американкой, но вообще-то, наверное, это было имя ее мужа. Она оставила мужа и перебралась в Нью-Йорк, там стала моделью и познакомилась с Паундом. Попадалась ли Вам книга об Элге Роджерс, любовнице Паунда? У него еще была от нее дочь… так вот, в той книжке говорится о Шелли. Посещение Паунда вдохновило меня. Читая его книгу, я обучалась поэзии.
Вопрос:В
Ответ:Нет, я думаю, что мертвецов я все же обвела зеленым, ведь они обычно такие склизкие и замшелые. Моя книга кишмя кишит всякими именами! И напротив некоторых имен я просто поставила вопросительный знак. Ведь я не встречала некоторых из своих персонажей в течение сорока лет. Кто-то, например, был хастлером в Нью-Йорке и сейчас, возможно, умер от СПИДа. Не хочу укокошить кого-то своими примечаниями, предположив, что они уже умерли. В общем, я попросила редактора немного подождать, и тогда они все умрут, и ничего не надо будет помечать ни зеленым, ни красным.
Вопрос:А как поживает Ферлингетти сейчас?
Дайан ди Прима:Ну он-то в порядке… впрочем, в восемьдесят шесть лет уже разрешается быть немного не от мира сего. Он стал совершенным отшельником и озабочен только своими картинами. Теперь он художник. У него своя галерея, и каждый год он выставляется в Риме.
Вопрос:Он по-прежнему владелец «Сити Лайтс», знаменитого книжного магазина?
Дайан ди Прима:Сейчас всем этим занимается специально учрежденная организация. И когда Ферлингетти умрет, этими делами опять же будет заниматься организация, так что книжный магазин не прекратит своего существования. А здание это теперь охраняется государством как исторический памятник и не подлежит сносу.
Вопрос:Насчет Аллена Гинзберга. Моя встреча с ним состоялась лет десять назад. Гинзберг читал стихи, а Филип Гласс сидел за роялем. И я задал Гинзбергу некий вопрос, на который получил довольно-таки странный ответ.
Дайан ди Прима:О чем же Вы спросили его?
Вопрос:Я спросил его, что бы он хотел наверстать в своей жизни. И он ответил так агрессивно, что хотел бы соблазнить еще одного мальчика… я был поражен.
Дайан ди Прима:Ну вообще это, конечно, странно оглядываться на свою жизнь. Ведь если бы ты сделал что-то по другому, то и жизнь твоя была бы другой.
Вопрос:Я думал, что он скажет что-то вроде «я хотел бы изучать музыку… пожить в Индии… стать католическим священником.»
Дайан ди Прима:Да, Гинзбергу бы это понравилось. Стать католическим священником! И тогда бы он смог соблазнить еще одного мальчика!
Вопрос:А что бы Вы ответили на этот вопрос?
Дайан ди Прима:За Аллена я ответить Вам не могу, а за себя — хорошо, вот пример. В книге я рассказываю про аборт, который я сделала, когда в первый раз была беременна от Амири Барака. Я хотела сохранить этого ребенка. Но если бы я его родила, Амири бросил бы меня раньше, ибо не собирался иметь со мною детей. И тогда не появилась бы на свет моя дочь от него.
Вопрос:В мемуарах Вы с теплотой пишете о концерте Билли Холидэй в Карнеги-холле, на котором Вы побывали.
Дайан ди Прима:Я очень люблю Билли Холидэй. А мой партнер Шепард вообще от музыки без ума: и блюз, и госпел, и джаз! Он полагает, что в Америке отсутствует визуальное воображение. Телевизор — это ведь такая скучища. То есть у нас наличествует музыкальный, но не визуальный талант. Уши есть, а вот глаз нет совсем. Конечно, еще есть и поэты, но их мало кто знает. Ну и художники тоже, но этих совсем кот наплакал.