Моя профессия спаситель
Шрифт:
— Получается, я этой аскариде белесой жизнью обязан? — буркнул Кайрен.
— Получается, — спокойно подтвердила Анет, — поэтому побольше уважения не помешало.
— Саши! — фыркнул «корсар», — вот где имечко! Бараш, а ты?..
— И что я? — мягко уточнила Ани, продолжения так и не дождавшись.
— Ничего, — проворчал Кайрен, — дай мне воды, что ли? — Сатор подала стакан, помогла напиться через соломинку. — Фух, Хаос! Правильно я тебя тогда шуганул. Туфта это все!
— Что туфта?
— Ты
— Тебе судно нужно? — вполне правдоподобно не поняла Анет. — Сейчас подам. Или сестру позвать?
— Да иди ты вместе с судном и сестрой! — вконец рассвирепел «пират», которому буквально с каждой секундой становилось все лучше.
По крайней мере, умирающим лебедем он больше не хрипел. Впрочем, лебеди хрипеть вообще не склонны.
— Сейчас пойду, — пообещала Ани, — пора, уже утро на дворе. Тебе что-нибудь принести?
— Это что значит? Калеке можно рассчитывать на еще один визит благодетельницы?
— Почему бы и нет? Врач сказал, что у тебя кровопотеря большая, надо сообразить что-то такое. Вроде бы слышала, будто сок гранатовый помогает. Или обойдешься без сока?
Кайрен долго не отвечал, буравя Сатор глазом — она подумала, что ей в молчании и придется уйти.
— Пожалуй, да, — ответил все-таки, снова голос понизив, — без такого сока я и впрямь обойдусь.
— Извини.
— Вот только жалости не надо!
— Да почему вы так жалость-то не любите?
— Кто сказал, что не любим? Любим, — едва заметно усмехнулся Кайрен. — Не любим, когда нам ее демонстрируют. Вот такие мы, мужики: странные, противоречивые все из себя. Ладно, катись отсюда, Бараш, а то меня опять в сон потянуло. Все-таки я существо нежное, травмированное. Между прочим, благодаря некоторым белобрысым, еще и душевно.
Ани улыбнулась в ответ, наклонилась, собираясь в лоб поцеловать, но это уж было б чересчур картинно. Поэтому она только по руке его похлопала тихонько — тоже получилось не очень, но все же лучше. И вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Зима еще толком начаться не успела, но уже громогласно заявила о своих правах. Всего-то несколько дней понадобилось, чтобы Кангар завалило снегом, да так, что в нем ящеры вязли. А потом ударили морозы. Именно ударили, как кулаком под дых. Но Ани холод нравился гораздо больше слякоти, хотя к теперешнему ее настроению в самый раз хмарь подходила: все закончилось, делать больше нечего и впереди сплошной туман с моросью. Хотя морозы тоже неплохо гармонировали с состоянием души — оцепеневшим таким, скованным.
Теперь она часами бродила по парку, а то и просто сидела на лавке. Правда, зимняя бодрость подолгу рассиживаться не давала, заставляла подниматься и дальше плестись. Но следователь Май, чью фамилию Анет снова благополучно забыла, ее именно на скамейке застал.
— И не холодно вам? — спросил полицейский, выдохнув облако пара.
Самому ему явно не слишком комфортно было: сыщик поднял воротник куртки, обмотался шарфом едва не по самые глаза, но все равно то и дело прыгал с ноги на ногу, будто замерзший воробей.
— А вам?
— А мне очень холодно, — признался полицейский. — И все равно вот решил навестить лично, с визитом отправился, так сказать. Но ваша квартирная хозяйка говорит: гуляет, мол, барышня, моцион совершает. Пришлось, понимаешь, тоже совершить.
— Зачем? — поинтересовалась Сатор, впрочем, без большого воодушевления.
Но все же со скамейки встала.
— Да вот, повесточку принес. Будут, значит, того парня, на руку не чистого, судить. Здесь ваши показания и пригодятся. Да вас долго не задержат, расскажите, как было — и все. Вы же обещали на суд-то явиться.
— Обещала — явлюсь.
— Милая девушка, — эдаким заискивающим котом мурлыкнул следователь, — а вы не знаете, часом, где сестрица этого козлика обретается? А то мы ей тоже записульки все шлем и шлем, а в ответ тишина. Уж и к супругу ее пробиться пытались, но все зазря. Где нам? Мы сошки мелкие, незначительные.
— Я слышала, она в пансионате. Восстанавливается после нервного срыва.
— В психушке, то есть? — хитро уточнил полицейский.
— В пансионате, — не сдалась Сатор, — а уж в каком — это мне неизвестно.
— Нервный же срыв, надо полагать, этого когда она вашего общего полюбовничка потыкала? — прищурился Май.
— Мне кажется, это не ваше дело, — отрезала Ани.
— Как не мое? — переполошился полицейский. — Как раз мое, непосредственное, можно сказать. Газеты-то вон сколько голосили! Мол, супружница такого немалого человека истыкала возлюбленного, как подушечку для булавок! А наша прямая обязанность, милая девушка, пресекать такие тыканья, потому что это самое настоящее преступление и ничего более.
— Может, мы с вами разные газеты читали. Но, помнится, журналисты извинялись за раздутую на пустом месте сенсацию, — Ани и сама слышала, что голос ее ничуть не теплее погоды был, но любезничать с этим приставалой никакого желания не было. — Господин Нелдер сам себя случайно поранил.
— Знаем, знаем, — тут же подхватил Май. — Сам упал на нож — и так двенадцать раз. Мне вот что интересно, ведь нигде, ни в одной Са-амой малюсенькой статеечке дочка академика Сатор упомянута не была. Интересно, кто так озаботился? Но мы-то с вами в курсе, как оно на самом деле!