Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Летние травы,
Растет любовь.
Пусть скрыта будет
Дымом от курений.(18)
Мне ежедневно слали письма те, чьи послания мне были не нужны. И порой родитель мой принуждал меня отвечать. Увы, я не могла написать тому единственному, кому хотела. Кажется, эта та самая боль, которую люди зовут любовью?..
Настанет вечер –
Горю светлее светляка.
Но огонь души
Не виден никому –
И оттого так холоден любимый.(19)
Еще недавно я завидовала героиням повестей, мечтая испытать любовь. Теперь я почувствовала ее. И мне стало так же горько, как было им.
Еще безнадежней,
Чем цифры писать
На текущей воде,
Любить человека,
Что не любит тебя!(20)
Шла Девятая луна. Восхитительное время прохлады, особенно приятной телу после утомительной жары Седьмой и Восьмой луны. И не было тех неприятных ветров, которые часто дуют весной. Не шли подолгу дожди. Тихая, теплая или приятно прохладная погода. Высокое голубое небо, часто даже безоблачное.
Расцветали хризантемы. Краснели листья кленов в горах и в усадьбах. В горах — искры всевозможных красок, от золотых до багряных, пересыпанных зеленым росчерками хвойных деревьев.
В 8-ой день Девятой луны по всей нашей усадьбе, да, впрочем, и по всем усадьбам Киото, на всех линиях, прикрывали цветы хризантем кусочками ваты.
А на 9-ый день Девятой луны был Праздник хризантем. Вату, пропитавшуюся росой, сняли с цветов. И протирали ею лица, чтобы жить долго-долго. Ведь где-то в Китае один из монахов пил росу с хризантем — и обрел бессмертие. Из нас, конечно же, его никто не видел, ведь никто из нас не плавал за море, но мы все-таки верили в эту историю. Да просто укрепить хоть немного слабое тело — не чудо ли?..
На 9-ый день Девятой луны отца и других придворных пригласили во дворец Сисиндэн. Там их угощали ледяной рыбой из реки Удзи и хризантемным вином. Там они любовались хризантемами и слагали стихи.
Вернувшись домой, отец красиво написал стихотворение для всех домашних, входящих в нашу семью. Он, видимо, услышал его во дворце — и оно ему очень понравилось — и ему захотелось поделиться красотой с домочадцами:
«На земле
Цветет хризантема.
Но взгляни: словно
Звезда в небе осеннем
Зажглась»(21)
Почерк у нашего господина был изумительный, а бумага послания… Ах, какая красивая была эта красная бумага! И еще он вместе с посланием каждому прислал по кленовой ветке с изящными багряными листьями.
Листья осенние
Красят багрянцем
Склоны гор.
Но облака над пламенем
По-прежнему плывут.(22)
Однажды отец вернулся из дворца с сияющим от радости лицом. Едва только бросив на него взгляд сквозь штору между нами, поняла, что мной заинтересовался наследник. И тотчас получила словесное подтверждение моей догадке. Любая девушка моего круга, услышав это, несказанно бы обрадовалась. А я почувствовала глубокую горечь: теперь мне не быть с моим любимым.
На следующий день принесли письмо от наследника.
— Пришла и ваша весна, госпожа Хару, — как ни старалась Аой, я поняла, что служанка очень сильно мне завидует.
Но моя весна, наоборот, закончилась… и лето мое окончилось. Сейчас в моем сердце сметала листья надежд с деревьев моей мечты осень.
Какому богу
Молится ветер осенний?
Красные листья
Бросает, словно
Жертву приносит.(23)
И я как эти листья. Принесенная в жертву честолюбию своего отца и мимолетному увлечению наследного принца. Нет, я не питала надежд стать самой любимой его наложницей, затем — его женой. Ведь только одна станет матерью нового наследника. И что же другие?..
Вот уже оговорили дату, когда я войду во дворец.
Только раз полюбить –
И столько печали.
Какие же муки –
Кому довелось
Многих любить.(24)
Отец сиял от счастья, служанки наперебой поздравляли меня. Они говорили о весне, а для меня уже была зима.
Однажды на рассвете бессонной ночи ко мне подошла подозрительно притихшая Аой.
— Госпожа, не знаю и как поступить… — произнесла она, пряча глаза.
— Опять тебя уговорили стать посланницей? Тебе не совестно таскать мне все эти ворохи ненужных писем?
— Я знаю, каково любить без ответа, — ее голос стал почти не слышным.
Так вот отчего… У тебя милосердное сердце, Аой. Но как же ты жестока со своей госпожой!
— Знаю, что не должна отдавать вам это письмо, но мне кажется… вы его ждете.
— От того юноши, кто увидел мое лицо? — сажусь на постели.
— От него.
Протягиваю руку и принимаю заветное послание. Вглядываюсь в любимый почерк.
«Я хорошо понимаю, что для вас, госпожа Хару, лучше, чтоб я молчал. День за днем я увлажнял кровавыми слезами рукава моих одеяний. И перенес невыразимые словами муки, принуждая себя не напоминать вам о моем существовании. Теперь вас ожидает во дворце наследник. Простите, я не смог сдержаться. Хотя бы раз скажу о чувствах, которыми переполнена моя душа. О, нет, я ни в чем не упрекаю вас, госпожа Хару!
Уже почти я умер.
Хотел бы только знать:
Вернусь ли к жизни,
Если тебя увидеть
Мне придется?(25)
Я не имею права просить вас о встрече. Простите меня за дерзость, моя прекрасная богиня весны! Я постригусь в монахи и уйду в горы. И до конца жизни буду молиться за вас, но более ничем не потревожу вас!»
Слезы легли на иероглифы, написанные милой рукой. Сердце болезненно сжалось. Я приготовила тушь и, выбрав алый лист бумаги, написала на нем:
«Хоть сплю,
Хоть бодрствую –
Все вижу его.
Чтоб ни случилось –
Разве сердце его позабудет?»(26)
Аой забрала послание, спрятала в рукав и быстро ушла. С грустью опустилась я на ложе. И спрятала заплаканное лицо в рукавах двенадцатислойных одежд. Мне не стоило отвечать ему. Не стоило отвечать так. Но так мало писем от него и так хотелось хотя бы в мечтах получить еще хотя бы строчку в письме, написанную его волшебным почерком!
Служанка принесла ответ так быстро, словно мой любимый поджидал у ворот усадьбы. А может, так оно и было. Дрожащими руками взяла драгоценное письмо. Слезы застилали глаза, и я не сразу смогла прочесть послание: