Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
— Поздравляю, Сеоко! — сказал папа, когда мы уже были дома, а он только что закрыл входную дверь, — У тебя появился первый парень.
— Во-первых, почему первый?.. А во-вторых…
— Уже не первый? — мужчина растерялся.
— Нет, просто… Ты так сказал, будто их еще будет целая очередь. По номерам.
Отец как-то странно усмехнулся, снял ботинки и отправился мыть руки. Потом уже, когда мы сидели с намытыми руками на кухне, и он снимал полиэтиленовую пленку, которой закрыл тарелки с горячим ужином, опять завредничал:
— Но, все-таки, с появлением парня тебя поздравляю. Моя дочка уже взрослая, на нее мальчики уже внимание обращают.
— Папа! — возмутилась я, — Перестань смеяться надо мною! Какой такой парень вдруг?..
— Я его уже во второй раз вижу, как тебя домой провожает, — он усмехнулся.
Вот вредный!
Проворчала:
— А ты подглядывал за мною, что ли?! Шпионил за мной?
— Я просто волновался за тебя — и постоянно смотрел в окно. Вдруг увидел, что ты наконец-то возвращаешься — и даже не одна. Но чего ты так злишься, не понимаю! Здорово же, когда можно уже ходить вдвоем, когда кто-то хочет тебя провожать.
И папа вдруг тяжело вздохнул и отвернулся. Наверное, вспомнил нашу исчезнувшую маму. И я тоже вздохнула, вспомнив ее. Долго ее нет. Вот уже около двух месяцев. Где она?.. Как?.. С кем?.. Почему ушла?.. И до чего же трудно, когда есть такая тайна, мне не раскрытая, отгадки которой я, возможно, никогда и не узнаю!
— Как твои дела? — спросил мой последний родной человек, оставшийся рядом. Хотя и сегодня была не пятница. И, уж тем более, не суббота, когда мы договорились слушать меня о моих делах.
Тихо ответила:
— Идут.
— Куда?..
Помолчав немного, грустно призналась:
— Не знаю. Они не докладывали.
И даже папа как будто что-то скрывает от меня. И не только об исчезновении мамы. Если он что-то скрывает, то можно и мне?..
Вздохнув опять, приступила к ужину. Тем более, папа его так заботливо приготовил для меня. Рис, омлет с овощами, говядина с грибами.
— О чем вы с ним разговариваете? — поинтересовался папа, когда моя тарелка с рисом уже почти опустела, а тарелка с добавками к рису — опустела наполовину.
А, нет, вру. На две трети.
Расплывчато ответила:
— О сказках.
— О тех, которые я тебе рассказываю? — оживился мой рассказчик.
Многозначительно призналась:
— Вообще.
Ведь «вообще» — это значит «обо всех» и «о всяких разных». То есть, подразумевает, что и про папины истории я тоже рассказала другу. Кажется, можно мне называть другом Рескэ?.. И мне не хотелось признаваться, о чем мы с ним говорили.
— Какая ты стала таинственная, — усмехнулся папа.
Проворчала:
— Я такая же.
Вроде. Или, все-таки, я тоже изменилась?..
Он задумчиво посмотрел, как я доедаю. Потом уточнил:
— Скоро выпуск из школы. Волнуешься?
Бодро мотнула головой. И прожевав последнюю часть риса, проглотив ее, радостно объяснила:
— Нет, потому что в средней школе мы будем вместе с Аюму! Даже если только на один год!
— Рад, что смог тебя чем-то порадовать, — папа легонько погладил меня по голове и поднялся.
Посуду мыть мне не дал, сказал, что сам справится. Хотя бы сегодня.
— Кстати, я тут новости смотрел… — добавил мужчина задумчиво.
Зевнув, спросила:
— Что-то интересное? — правда, новая мысль заставила меня подпрыгнуть и кинуться к нему, вцепиться в его руки, — Что-то случилось с мамой?!
— Нет, не с ней, — отец покачал свои руки вместе с моими, сжимавшими его, потом добавил грустно: — Но, даже если Кими там была, то с ней бы ничего не случилось.
Напрягшись, спросила:
— А что там?..
— Случай в самолете, летевшем из Японии в Европу — отец нахмурился, — Думали, что разобьется. И пассажиры это поняли, панику подняли. Но, к счастью, обошлось. Они сумели благополучно приземлиться в ближайшем аэропорте. Хотя и не в том, в каком планировали.
— Это грустно! — вздохнула.
Хотя я бы в любом случае вздохнула, даже если бы там летели другие люди из совсем другой страны. Грустно же, когда у людей что-то грустное происходит!
— Но, знаешь, что удивительно?
— Не знаю, — мотнула головой.
— Удивительно, как повела себя одна японская девочка, когда в самолете меж пассажиров началась паника: она встала с места и начала петь! Пассажиры говорили, что она пела очень красиво. Голос у нее хороший. Хотя и песня ее была совсем без слов. Но еще неожиданнее было, что она внезапно запела. В такое время! Но, пока она пела, все люди как-то заслушались и успокоились. Потом уже вбежала стюардесса с известием, что получено разрешение приземлиться в ближайшем аэропорту и, возможно, им удастся благополучно приземлиться. Те страшные минуты до сообщения, подарившего всем надежду, она всех отвлекала и успокаивала. И имя у нее красивое: Юмэ, «мечта». Я еще потом из следующего выпуска узнал…
Засмеялась — и папа остановился, недоуменно смотря на меня.
— Ты про это следующую историю расскажешь?
Теперь засмеялся и он. Потом сказал:
— Да, может быть. Интересно, куда меня фантазия унесет? И какое объяснение я им придумаю?..
Недоверчиво посмотрела на него. Так… Рассказчик сам не знал, что его истории могут сбываться? Или только притворялся, будто ему это неизвестно?..
Вздохнула.
В любом случае, мне не нравилась сама мысль о том, что папа может чего-то недоговаривать. Так, гляди, он и сам куда-нибудь может исчезнуть. И я и из-за него потом долго плакать буду.
— Иди спать, Сеоко, — сказал отец серьезно, — Завтра мы пойдем прощаться с твоей первой школой.
Ох, да! Наконец-то она закончится! И вскоре мы уже будем вместе с Аюму! Это я так про папины тайны задумалась, да так с Рескэ версии запридумывалась, что совсем из головы вылетело, что завтра этот этап моей жизни уже закончится. И я уже намного взрослее буду, в средней школе-то!
Мне даже захотелось лечь и уснуть поскорее, чтобы поскорее ночь перед выпуском закончилась.
Той ночью луна была уже не слишком полной, но облаков на небе не было — и лунный свет свободно омывал сад и здания усадьбы. Юная девушка медленно танцевала с веером под гроздьями цветущей глицинии. Было уже слишком поздно, поэтому лепестки уже осыпались. Когда налетал прохладный ветер, то цветки опадали целыми пригоршнями. Девушка плохо видела их в темноте, но ощущала, как они падают и стекают по ее длинным волосам, подвязанным шнурком у шеи, чтобы танцевать было легче. Чувствовала, как спадают по ее плечам и по рукам, когда те выползали из многослойных широких рукавов. И уже не замечала, когда они скатывались на многослойное одеяние или даже сразу падали на него.