Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Она молчала и улыбалась, внимательно глядя на меня. Рук своих не отняла. Так я успею?.. У меня есть шанс успеть?..
Но она так и не сказала об этом. Но, видно, что ее хоть немного согрело мое желание что-то для нее сделать.
— Но… только… — я запнулся, заметив на себе ее внимательный взгляд, потом все-таки сказал, но не то, что вначале хотел спросить: — Но ты так и не сказала мне свое имя.
— В моем имени нет ничего особенно, — девочка нахмурилась.
Но руки не забрала.
Я сжал еще
— Нет, это важно. Очень важно имя девочки, ради которой я буду делать самолет.
Она мило улыбнулась. И, молчанием своим меня изведя, наконец-то призналась:
— Если тебя так волнует, как меня зовут — зови меня Камомэ.
— Чайкой?.. — удивленно поднял брови.
— Да, иероглифом «чайка» пишется мое имя.
И она как-то странно улыбнулась, внимательно смотря на меня.
— Чайка… — повторил я, смакуя звучание ее имени.
Имени, которое она решилась доверить мне.
Хотя я не слышал, чтоб у кого-то в нашей или ближайших деревнях было имя Камомэ. И у родственников знакомых вроде тоже не было такого имени. Тем более, никто не говорил, что из города привезли девочку с таким именем, лечиться или умирать вдали от городской суеты.
Грустно сказал:
— Наверное, на самом деле тебя зовут вовсе не Камомэ.
Было неприятно, что она мне не очень верит.
— Но я — чайка, — она грустно улыбнулась.
И вдернула свои тонкие пальцы из моих. Отступила, сжимая белый подол, пряча обгрызенные ногти, под которыми набились полоски земли.
Впрочем, она совсем от меня не ушла. Она хоть немного мне поверила. И я по-прежнему хотел ее поддержать.
— Тогда жди меня, Камомэ! Я пойду к тому врачу. Я стану инженером. И свой первый самолет я назову «Чайкой». И приеду, позову тебя полетать на нем. Я буду очень стараться и много учиться, чтобы я смог вернуться к тебе поскорей.
Я ведь не узнаю, дождешься ли ты меня!
Она подхватила мою правую руку, сжала в своих тонких холодных пальцах, так и не потеплевших, хотя я ее руку долго держал.
— Если ты сделаешь для меня самолет, то я приду с тобою взлететь. И когда мы поднимемся над землей, тогда я спою для тебя мою самую красивую песню! Обещаю! — как-то странно вдруг улыбнулась, как-то пугающе грустно, — Тогда ты будешь учиться делать самолеты, а я — буду учиться петь.
— Но ты уже умеешь петь! — возразил я, — Я же слышал!
— Я спою для тебя мою самую красивую песню! — она легонько похлопала по моим пальцам своими бледными и холодными, заставив невольно вздрогнуть от ощущения холода, вдруг торопливо отдернула свои руки, грустно посмотрела на меня, — Только… — и запнулась.
— Только? — спросил я встревожено.
Я… не смогу?.. Ты… хотела сказать «я не дождусь»?..
— Только вдруг уже есть у кого-то самолет с именем «Чайка»? — смущенно улыбнулась она.
— Тогда назовем его «Чайкина мечта» или «Песня чайки».
— Да, так лучше! — она широко улыбнулась. Довольная.
Ну, я хотя бы тебя подбодрил. Но я постараюсь успеть!
— Тогда… — запнулся, вновь заметив на себе ее черные, внимательные глаза.
Ветер, подув, тронул мои подсохшие волосы, короткие. А ее, мокрые, черным драным покрывалом стекали по ее плечам и худенькой пока груди.
— Тогда я пойду. Я сегодня же позвоню тому врачу. И скажу, что я решил. Что я готов. Тогда, если я выживу, я уже скоро начну учиться. И так я скорее сделаю свой самолет.
— Хорошо, — грустно улыбнулась она, — Иди.
И я, развернувшись, пошел прочь.
— Твой дом в той стороне! — полетело мне вслед.
— А ты знаешь, где я живу? — растерянно повернулся к ней.
— Но ты пришел с той стороны, — девочка смущенно указала рукой.
— А, да, — сам смущенно улыбнулся.
Мы какое-то время смотрели друг другу в глаза, а потом, сделав усилие, я отвернулся и пошел домой. Точнее, пошел к тому врачу, который хотел попытаться сделать для меня чудо. Хотя бы попробовать.
— Постой! — отчаянно прокричала она.
— Что? — я снова к ней повернулся.
— Это… знаешь… — и она смущенно запнулась, опустив голову.
Не хотела мне говорить, где она живет? У нее такие злые родители? Или… она не хотела расстраивать меня, признавшись, что не дождется? Вдруг она была уже уверена?
— Ты… — девочка робко посмотрела на меня, потом, оживившись, выдохнула: — Ты ведь не сказал свое имя! Когда ты вырастешь… а люди меняются, вырастая… как я узнаю тебя, если не знаю твоего имени?..
Или ты просто подумала, что даже если я выздоровею, то я изменюсь и больше не приду?!
Обидно стало. До боли в сердце обидно! Так и сжалось от горечи что-то внутри!
На она смотрела на меня с надеждой. Эта девочка, подарившая мне мечту. И я уже обещал ей, что я вернусь. Что я постараюсь ее мечту исполнить. И она заметно обрадовалась моему желанию помочь. Даже если сейчас мы расстанемся насовсем. Даже если я не вернусь… или я просто не успею вернуться. Она как будто знала чего-то такое, чего не знал я.
Но она мне верила.
И я притворился, что поверил, что она мне верит. И, заставив себя улыбнуться, сказал ей:
— Я — Такэси. Такэси сделает самолет. Такэси назовет его «Песней чайки» или «Чайкиной мечтой».
— Хорошо, — Камомэ счастливо мне улыбнулась, — Я буду ждать, когда ты вернешься, Такэси.
Только грусть мелькнула в ее темных глазах.
Я заставил себя отвернуться и ушел.
То есть, я сделал несколько шагов и обернулся.
Она стояла на том же месте, зябко обнимая худые плечи.