Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
— Пока ты тут вкушаешь смех и объятия других женщин, она больная лежит. Прикрываясь одеянием нежно-сиреневым. Она сердцем просит тебя: «Вернись!». Она молит тебя: «Приходи!».
— Кто просит?! — хмыкнул лишь наглый самец молодой лисий.
— Та, которую ты любил.
— Я никого не люблю, — ухмыльнулся тот.
— Как так?.. — вскричала одна из его любовниц.
— А как же я, молодой господин?! — вскричала обиженно вторая.
— Ты! — старик качался, но твердо и мрачно смотрел на него, — Ты поздно поймешь! Ты
Не двигался больше.
— Что… все? — сжалась напугано одна из девушек.
— Допился! — фыркнула вторая.
— Глициния… — отозвался старик вдруг глухо, дрогнула сморщенная рука, — Аромат глициний… их осыпающиеся лепестки…
И затих. Хотя и захрапел он через миг.
И вдруг подскочил, сорвался с места глупый юноша.
— Но господин! — вскочили любовницы его, — А как же мы, молодой господин?!
Сколько дней прошло, часов сколько — старый шаман не помнил. Ему было все равно. Догорал закат. Многие из выпивох уж по домам разбрелись. Если у кого-то был дом.
Он, невольно принюхавшись — как будто почудился легкий хвойный аромат — вбок посмотрел и увидел в саду, весною окутанном, стоявших рядом мужчину молодого и девушку. Они встревожено смотрели на него. Уныло безжизненно опустились хвосты лисьи у каждого за спиной. Поймав взгляд его, рванулась отчаянно к старику девушка. Да спутник за локоть перехватил ее. Она сердито посмотрела на него. Он качнул головой.
— Не надо! — шаман взмолился, — Не напоминайте мне ее! Уж слишком похожи ее и ее черты!
Задрожала девушка. Глаза слезами заволоклись.
А вдруг?.. Его дочь?.. И… сын?.. Ужели выросли так они? Да сколько же времени прошло?..
Приподнялся задрожавший старик. С трудом подняться смог на онемевших ногах. Да сад был уже пустой. Только он и закат. Он внимания не обратил, что в месте одном, кружась, падал цветочный снег, заметая на траве чьи-то следы, а на других травяных кустах много-много цветочного снега намело.
Вздохнул шаман и сел снова пить.
Неясно, то день был тот же или день иной?..
Но свет уходящего солнца вдруг кто-то ему преградил. И небо, кровью окрасившееся, спрятал совсем кто-то от него.
Поднял голову старый шаман. Лис молодой стоял напротив него. В облике человеческом пришел. В грязи дорожной заляпана была его роскошная одежда цвета весенней зелени.
— Она умерла! — сказал потерянно мужчина молодой, — Я не успел!
— Я же говорил! — и засмеялся вдруг старый шаман жутко.
Тот, который видел чужое прошлое и будущее. Но не видел ничего из своего. И ничего изменить не мог.
Ненависть сверкнула в глазах молодого кицунэ. Прищурился он.
А потом вдруг согнулся от боли внезапной старый шаман, ощутив в груди своей нож. Кровью закашлялся.
С улыбкою мстительной повернул лезвие в сердце его юноша.
— Да чтоб ты сдох! — сказал он, — Смеяться дерзнул, собачье дерьмо?! Смеяться дерзнул над ней?! — и пнул его в грудь ногой.
Захлебываясь кровью, упал на спину старик. Лезвие страшно жгло.
— То драгоценность рода моего! — сказал лис молодой насмешливо, — Подарок от удзигами нашего, который любого убьет!
И, посмеиваясь, ушел.
Лежал, захлебываясь кровью, старый шаман. Тело дергалось в агонии последней.
Тускнело небо и край кровли над ним. Слабело тело, большей части крови лишась.
Звуки новые вдруг различил. И шум борьбы.
— Да вы что?! — вопль молодой. Возмущенный, — Да отпустите же! — нет, испуганный.
А вроде он недавно сына видел пред собой?..
С трудом, задыхаясь, сесть сумел старик. Голову медленно в сторону шума повернул.
Люди уже разбежались от чайной далеко. А мужчины молодые — никому не знакомые — лиса избивали молодого, в одежде уже истерзанной, с частью волос ободранной или с корнями выдранной. Нет… не мужчины. Не люди. Лисы!
— За… за что?! — отчаянно выдохнул несчастный юнец, слезами уже захлебываясь.
— Ты нашего удзигами убил! — пнул его лис с прядями у висков седыми, — Мерзкий щенок!
Лис молодой задрожал, он приподнялся с трудом — сейчас не мешали ему — и посмотрел отчаянно в сторону едва сидящего едва живого уже старика. Глаза расширились в ужасе у молодого мужчины.
Старик вдруг руку дрожащую к ним протянул — и замерли испуганно и потерянно все лисьи самцы. Они его не узнали сразу. А тот его вообще не знал. Дети, значит. Его рода. Ее рода.
— Я… — выдохнул он вместе с кровью, закашлялся, — Я не хотел! Я хотел бы сохранить ее для тебя… если бы я мог!..
И словно нож воткнулся уже в сердце молодого.
А старик, закашлявшись снова, упал на живот. По самую рукоять вонзился в тело его кинжал. И наконец-то старый шаман сумел забыть все.
В свой час цветы расцветают –
От нас не зависит это.
В свой час цветы отцветают,
Сколько б ни сетовал ты…
Где он, о ком я тоскую
С рассвета и до рассвета,
Когда цветы расцветают
И отцветают цветы?
Сюэ Тао
Глава 13 — Что касается меня 7
Сатоси-сан так ничего и не нашел про маму. Там где-то архив с документами некстати сгорел. Кажется, что касалось той клиники, где она родилась. И еще где-то хакер взломал базу данных полиции — и часть данных восстановить не смогли. И хакера, кстати, так и не смогли найти. Поэтому мамино детство и молодость были как будто укрыты от нас темной вуалью времени и несчастных событий.