«Моя сербская любовь». Рассказы о любви и о войне
Шрифт:
Да не кидайтесь вы мне, девоньки, под ноги. Не рвите за неспелые бока. Не вашего я поля крыжовник – пальцы до крови обколю, вкуса не дам, собой не согрею. Нет во мне любви и веры, одна кислота да зелень – желчь поражений, горечь разлук и пакость разочарований.
Душа моя изранена, тело усечено, голова кружится от звука свистящих вокруг пуль. Нервы бьются, как у загнанной собаки, жилы скованы, взгляд хитрой лисицы. Всюду видятся охотники. Следы путаю, глаза прячу. Слезы высохли, сердце очерствело, нервы – струны мандолины, затронешь – лопнут.
Не готов я, не готов к покорности.
Не любите меня, чужие девоньки, не ждите. Не мечтайте о любви моей – растратил все. Горячо меня не обнимайте. Не целуйте, потеряв себя».
На какой-то миг его странные мысли оборвались, и он успел подумать с удивлением: «Что за чудные слова звучат в моем сердце?»
А вскоре зачерствелая душа его взволнованно запела новую песню. Струны ее, точно
«Где ты, доля моя, долюшка. Где ты, лю'ба, сердцу милая? Где головушка, куда склонюсь с покорностью, сам себя предав на плаху верную, где душа моя навеки успокоится? Потеряю ли еще раз голову? Буйную свою дурн'y головушку. Где ты, ж'eна моя сладкая, сердцу любая, душе угодная? Полюблю ли еще раз? Отдам ли жизнь свою на чужой земле, в чужой сторонушке? Буду ли я мил по-настоящему милой любушке – судьбе моей? Где ты, ср'eча 2 моя, зл'aта лю'бая? Как найти тебя среди полей ук'oшенных? Нету солнышка в пустой душе моей, чтобы обогреть тебя, любимая. Нету влаги в сердце раненом, чтобы напоить водой живительной. Все испакостили пули-вороны, выжгли внутренности, соль засыпали. Знаю, верю, ты придешь ко мне, любавушка, – моя лю'ба, ж'eна сладкая. Обогреешь нежным заревом глаз лучистых, карих, ласковых. Напоишь нектаром нежности, чтобы наповал и допьяна. Как украсть тебя у мира тленного, спрятать в доме и поставить сторожа? Где ты, птица вольная, свободная, птица счастья волка одинокого? И полюбишь ли меня, мат'eрого – с сердцем д'uтяти, мечтой наивною?
2
Среча – старославянская богиня, которую сербы представляли в образе красивой девушки. Она прядет нить судьбы, нить жизни. У разных народов синонимы – «доля», «рок», «судьба», «жребий»… (Кононенко А.А. «Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии»).
Боже, где же лада 3 белая, от Тебя мене сужд'eнная. За нее сложу на плаху я свою буйную головушку. Жизнь отдам, укрыв собой ее, вынув сердце злому ворогу...»
Незнакомая песня оборвалась. И только сердце одинокого зверя-волка знало-ведало, о чем оно поет и стонет.
Раффаэлло
Может быть, моя однотонная песня о новой любви покажется старомодной, но этих слов невозможно выкинуть из нашей с сербом жизни, потому что они дают силы, чтобы жить, и крылья, чтобы летать. Их не зачеркнуть писательской ручкой, не стереть школьным ластиком из сознания, не потопить в самом глубоком озере взаимной любви, не залить слезами человеческой радости.
3
Лада – по мнению многих исследователей (А.С. Фамицин и Б.А. Рыбакова) славянской мифологии покровительница весны, брака и любви.
«Раффаэлло, итальянская мечта» – так шутливо назвала моего заморского жениха его землячка – девчушка, проходившая сложный реабилитационный период после трудной ортопедической операции в клинике доктора Илизарова.
Я долго думала, почему именно это имя получил мой грозный дядька с Балканских гор, но каким-то внутренним чутьем понимала, что это рафинированное слово таит в себе некий смысл, который я, кажется, понимала.
Сам он, конечно, очень любил сладкое и мог за один принесет съесть целый карамельный тортик или килограммовую порцию ванильного мороженого.
Еще раньше, во время нашего букетного периода, который, к счастью, затянулся на восемь лет, он вместе с традиционным шампанским (для меня) приносил моим детям забавные конфетки «Раффаэлки». Кокосовые конфеты в белой праздничной коробке, перетянутой красным бантом, были для нас большой сладкой радостью.
Я давно поняла, что он обладает талантом дарить радость. И делает это по какой-то внутренней потребности и всегда с огромным удовольствием.
К своим землякам-сербам, которые находятся на длительном лечении в Илизаровском центре, он приходит всякий раз, когда у него выпадают свободные минутки. Он помогает им осваивать русский язык и общаться с персоналом клиники и по просьбе врачей участвует в сложных ортопедических операциях в качестве переводчика с сербского. Он отзывается на всякую их просьбу о помощи и первый торопится исполнить многочисленные нужды земляков, оказавшихся в чужой стране без поддержки и знания местных обычаев.
Но особенную помощь он оказывает сербским подросткам, попавшим в суровые условия послеоперационной реабилитации, когда болевые синдромы месяцами не дают им покоя и привычного сна. Эти поневоле повзрослевшие дети, сознательно страдающие, вынуждены привыкать к продолжительной, изнуряющей боли, выматывающей их до изнеможения.
Особенно тяжелы эти переживания для девчат, страдающих врожденными дефектами, и для их несчастных родителей, всегда сопровождающих своих чад на длительных этапах лечения.
Болезненный комплекс неполной ценности мучает этих детей с самого детства, ведь они не такие, как их здоровые сверстники, не ведающие никаких проблем. Что ожидает в ближайшем будущем девушек-инвалидов, намаявшихся от нестерпимых болей и познавших настоящее горе? Никто этого не может знать. Они живут в ожидании положительных результатов и в надежде на полное выздоровление. Они искренне мечтают о доброй семье, о детях и о простом человеческом счастье.
В судьбе именно этих страждущих исцеления людей принимает участие Ратко. Он стал для них вестником надежды и радости. Слово «радость» заложено в самом его имени. Будучи сам неоднократно прооперированным и изведав боль, он явился для них примером того, как надо бороться и жить, преодолевая сложные жизненные невзгоды. Он сам – счастливый влюбленный и заражает своим счастьем окружающих. Он несет в себе образ Рафаила, что в переводе означает «исцеление Божие». И дети понимают его и любят как никто другой. Возможно, он явился для них символом светлого благополучия и безоблачного кокосового счастья. Таким видят его дети, потому что внутренне он наполнен доброй надежностью, светлой радостью и нелицемерным сочувствием к людям – всеми теми качествами, которые он стяжал в борьбе за долгие годы выживания. Он – православный серб, которого вера научила жить по заповеди: «Если же будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих, то не ожесточи сердца твоего, но дай ему взаймы, смотря по его нужде». 4
4
(Втор. 15, 7-8).
Он сам светел и невольно тянет к этому свету тех, кто в нем нуждается. Он называет себя счастливым человеком и его счастье притягивает к себе как магнит.
За всю свою нелегкую жизнь он научился быть добрым и отзывчивым на чужую боль, потому что сам прошел через страдания. Он научился любить и быть верным, и не скрывал этих чувств от друзей. Он не утратил редкую в наше время добродетель – сочувствие человеческому горю и помогал, чем мог, каждому, кто просил его: «Помоги…»
Он видел смерть боевых друзей и юного брата и потому знал цену человеческой жизни. Он стоял насмерть, защищая свою землю, дом и церковь, в которой крестился. Война разрушила его семью и забрала мать, не выдержавшую потерь и страданий. Его левую половину насквозь прошил натовский автомат, а над сердцем пожизненно застряла смертельная пуля. Его собственная боль жила в нем, как раковая язва. Он весь изрезан был, зашит и кровоточил.
Но теперь он счастлив и по-доброму любит. И это состояние доброй радости оказалось нужно не только ему, но и тем, с кем он общается, кому помогает и кого нянчит в больничных палатах. Своей любовью он являет надежду тем, кто потерял интерес к радости жизни. Он стал для них примером «исцеления Божиего» – конфетным Рафаэлло, получившим уже свою счастливую, кокосовую долю. Он бережно несет факел, озаряющий не только его путь, но и временную дорогу своих друзей. Своей больной раненой ножкой он верно шагает рядом с ними на их больничном перегоне. Его счастье нужно им как заразительный пример волшебной сладкой сказки. Его счастье нужно мне и моим детям, потому что свет его доброго сердца разгоняет над нами грозовые тучи. Он дает нам силы, чтобы жить, и крылья, чтобы летать. С ним я увидела не только полную жизнь, но и ее прекрасные и нежные полутона.
Где ж ты, дева, – косы русые…
Конечно, он давно мечтал о своей желанной и единственной, чтобы добровольно отдать ей свое сердце и навсегда вверить свою судьбу: отдать всего себя вместе со своим тяжелым прошлым, с неизбывными скорбями и непосильными воспоминаниями, как болото засасывающими в пучину горьких страданий.
Где ж ты, дева – косы русые?
Он так много лет мечтал о ней, своей избраннице, – самой лучшей, самой чистой, той, на которую можно во всем положиться, во всем опереться, обо всем поведать. Той, которую он никогда не хотел бы обидеть. «Я боюсь обидеть ее», – он ловил себя на этих мыслях и точно знал, что та, чьих слез он никогда не хочет видеть, – желанная его женщина.