Моя Шамбала
Шрифт:
– Только у нас не учитель, а преподаватель.
Все эти слова "зачет", "пара", "преподаватель" были из другого мира, отличного от нашего, школьного, звучали непривычно и маняще, и Каплун, и Мотя, и Самуил были студентами, и мы завидовали им.
– А мы только что Курицу видели, - сменил тему разго-вора Пахом.
– Да я его каждый день вижу, - сказал Мухомеджан.
– Я хожу в котельную по Дзержинской.
– Утром иду, а он уже сидит.
– И чего ему не спится!
– удивился Пахом.
– Больной! Зато он все видит, все знает, - сказал Самуил.
– Что он там видит? Улица как улица, - возразил Кап-лунский.
–
– Ну, ты - философ!
– Мухомеджан с уважением по-смотрел на Самуила.
– Но я согласен с тобой. Курица не просто так сидит. Возле него всегда идет какое-то движе-ние. То пацаны возле него крутятся, то блатной какой на минуту подойдет, парой слов перекинется и исчезнет, будто его и не было.
– Недаром говорят, что Курица замешан во всех серь-езных ограблениях, - вставил Самуил.
– А что ж он на свободе ходит?
– зло бросил Пахом.
– А за что его сажать? Он на дело не ходит. А тот, кого поймают, его ни за что не продаст. Да эта мелюзга и сама не знает, кто за всем стоит, - предположил Самуил.
– Курица эту мелюзгу и сдает Дубровкину, - убежденно сказал Пахом.
– Гляди, пацаны!
– прервал спор Володька-Мотя.
Со стороны улицы Степана Разина шли Орех с Кумом. Роста они были одного, может быть, Кум чуть пониже, но рядом с Орехом он казался худым.
– Привет, Вадик, Здорово, Женя!
– невольно заиски-вая, чтобы не прогнали, стали здороваться Самуил и Мухо-меджан, которые знали Ореха и Кума, потому что иногда ходили во двор к Мишке Горлину.
– Здорово, коль не шутите!
– не останавливаясь, отве-тил Орех, окинув нас равнодушным взглядом.
– Постой, постой! А чего эти-то здесь делают?
– вместо приветствия взъярился вдруг Кум.
– А ну, валите отсюда!
Мы сразу сникли и стали пятиться к забору, у которого стояли, и уже готовы были дунуть на свою территорию. Кум был скор на расправу, и от него можно было ждать чего угодно.
Всего на какие-то доли секунды я задержал взгляд на лице Кума, но что-то заставило меня взглянуть в его глаза еще раз, и я уже не мог отделаться от ощущения, что они мертвые. Может быть, другие видели в них агрессию или угрозу, а я видел в них смерть. Это были мертвые глаза, та-кие же как на фотографии отца Каплунского. Теперь я уже был не в силах справиться с собой и снова посмотрел в гла-за Кума. Я почувствовал, как в моем мозгу что-то щелкнуло как выключателем, и я в очередной раз провалился в безд-ну другого сознания, будто меня кто-то невидимый вырвал из реального мира.
На зыбком, с расплывающимся контуром, лице Кума зияли пустые глазницы.
В реальном времени это продолжалось всего несколь-ко мгновений, потому что меня вернул к действительности голос Ореха:
– Да оставь, Вадик. Пусть смотрят. Больше свидетелей будет. Они не мешают.
Кум перевел взгляд на Ореха, сплюнул сквозь зубы и бросил нервно:
– Ладно, х... с ними!
В другом мироощущении время было другое, и это длилось значительно дольше.
Навстречу Ореху и Куму вышел их третий товарищ, Миронов. Мы не заметили, как он подошел и стоял у брев-на, где сидели мужики и поглядывали в сторону, откуда должны были появиться Орех с Кумом. Они перекинулись короткими, им одним понятными фразами, подошли к му-жикам. Орех с Кумом поздоровались со всеми за руку, чему-то посмеялись и стали обсуждать детали. Мы не могли ра-зобрать все, что они говорили, но основное поняли: мужики поднимают бревно, кладут его на плечо Кума, Кум несет бревно до колонки и там бросает. Если пронесет, мужики ставят ему две поллитры. Если нет, две поллитры ставит он. Дело чуть не разладилось из-за толстого рыжего мужика, который потребовал, чтобы Кум показал две поллитры, ко-торые он должен будет выставить, если проспорит.
– Что ты вонь разводишь?
– сказал с презрением Орех.
– Вот башли. Мирон сбегает за две минуты.
– И Орех пока-зал несколько красных бумажек. Рыжий стал было кочев-ряжиться и требовать, чтобы сбегали сейчас, но его осадил Иван-шофер, которого поддержали остальные мужики. Ударили по рукам, и Кум стал раздеваться. Он снял фуфай-ку и передал Мирону. Суконная шапка с серым цигейковым мехом осталась на голове. Под фуфайкой у Кума ничего не было кроме голубой тенниски. И сразу стала видна мощь его тела. Вдруг обозначилась ширина плеч, которая не бро-салась в глаза под фуфайкой; из-за плеч как-то диковато выглядывали трапециевидные мышцы, что делало шею Кума бычьей. Дома я часто обращался к "Анатомии челове-ка" и знал, как устроен человек, не хуже любого студента-медика.
Когда я изредка видел Кума на речке, то невольно лю-бовался строением его тела, словно вышедшего из анатоми-ческого учебника. Хотелось подойти и поближе посмотреть, как работает та или иная мышца в ее живом воплощении.
Распирая тенниску, бугрились грудные мышцы, кото-рым могла бы позавидовать иная женщина, а от легкого ве-терка, когда тенниска касалась тела, отчетливо обознача-лись квадратики мышц живота.
Кум повел плечами, словно расправляя их, потом на-гнулся и подтянул шнурки на ботинках. Он, в отличие от Ореха, который был в кирзовых сапогах, пришел в рабочих ботинках. В таких ботинках на концах вместо дырочек при-креплялись скобки, и шнурки наматывались на них. Нако-нец, Кум нервно бросил в сторону мужиков:
– Поднимай!
Мужики быстро переговорились, где кому встать. Сна-чала они откатили бревно на край дороги. Потом попробо-вали вдвоем приподнять один край, и Иван Бугай, повернув лицо к Ореху и Мирону, прохрипел:
– Давай, помогай!
Орех с Мироном встали к бревну, потеснив чуть мужи-ков. Иван скомандовал натужным сиплым голосом:
– Раз-два, взяли!
Четыре мужика вместе с Орехом и Мироном подняли бревно на уровень живота. Кум уже стоял у середины брев-на, подложив ушанку на правое плечо.
– Еще раз, взяли!
Бревно взметнулось вверх, но до плеча Кума не доста-ло. Кум, видя, что мужики на таком вису бревно долго не удержат, подлез под него плечом, и вместе с мужиками сам ceбe взвалил этот дикий груз.
– Подай вперед, - хрипло попросил Кум.
Мужики, теперь уже легко, на плечах, чуть подали бревно вперед
– Хорош!
– бросил коротко Кум.
Он обхватил кору бревна голыми руками спереди, прижимая его и не давая съехать назад. Из его глотки вы-рвалось что-то вроде "Ха" или "Га", будто команда для се-бя.