Моя шоколадная беби
Шрифт:
– Да?.. Он до сих пор там висит?
– Я просто связал твои слова с этими каракулями и понял одну вещь.
– Какую? – Катерине так захотелось спать, что стало плевать на все сокровища мира.
– Он не там копал, этот твой Сытов!
– Как не там? Почему не там?
– Он копал под акацией!
– Клёном!
– Ну да. А на листочке что нарисовано?
– Что?
– Смотри. – Он порылся в кармане кителя и вытащил пожелтевший тетрадный лист со знакомой Катерине картинкой, смотреть на которую ей совсем не хотелось. Но Матвей сунул листок ей под нос и нервным
– Смотри, ведь он не совсем под деревом стоит.
– По мне так под деревом.
– Нет, беби. Он стоит на расстоянии шести клеток от дерева! Листочек-то в клетку! Ты что в детстве никогда не читала про кладоискателей?
– Я в детстве мало читала. Что это значит?
– То, что от дерева нужно отсчитать шесть шагов.
– Судя по всему, ты отсчитал, – без энтузиазма констатировала Катерина. Ей так хотелось спать, что сознание мутилось, и язык еле ворочался.
– Как видишь, Кэт! – Он подцепил рукой украшения, и они бессовестной роскошью заструились у него между пальцами. Катерина постаралась на них не смотреть. Вся эта история затягивала её как топкое болото, и совсем не было сил сопротивляться. Вот если бы ей удалось поспать часик, она бы придумала что-нибудь, чтобы жизнь вошла в привычное русло, чтобы тип с дурацким именем Матвей исчез с её горизонта вместе с этими опасными цацками.
Чёрт её дёрнул согласиться поехать с Робертом в эту деревню! Или причина не в этом? Наверное, причина в ней, а не в обстоятельствах, впрочем, так не бывает, что обстоятельства ни при чём. Или бывает? Небезызвестная Скарлетт говорила себе: «Подумаю об этом завтра», Катерину жизнь научила говорить себе: «Не буду думать об этом!»
– Не буду, – подтвердила вслух Катя.
– Будешь. Слушай меня. – Матушкин обладал, похоже, не только телепатическими способностями, но и гипнотическими, потому что Катерина и правда стала очень внимательно слушать.
– Там, в сенях, стояли две старые лопаты. Когда ты ушла на рассвете в тот первый раз, я взял лопату, вышел во двор и отсчитал от дерева шесть шагов в том направлении, которое можно было понять по рисунку. На этом месте стояла бочка. Старая, трухлявая бочка с дождевой водой. Я сдвинул её и начал копать. Вырыл яму глубиной в метр, сломал две лопаты, но ничего не нашёл. Я было решил, что там ничего нет, что бабка просто сбрендила на старости лет и начала рисовать. Но я упорный, беби! – Матвей вскочил и заходил по спальне от стены к стене. В его движениях было много грации, но ещё больше было безумства, которое всегда даёт эйфория. – Я упорный! Я стал рыть землю руками!
– Швы! – почему-то вспомнила вдруг Катерина, будто была старой мамочкой непутёвого сына и в любых обстоятельствах заботилась только о здоровье любимого чада.
– Чёрт с ними, со швами! – закричал Матвей, продолжая мерить шагами просторную спальню. – Такой шанс выдаётся раз в жизни. Я рыл землю руками. Она была паршивая, эта земля: твёрдая, глинистая, липкая, и почему-то очень вонючая. Первым я нашёл череп.
– Что?..
– Череп с дыркой во лбу. – Он остановился как вкопанный, выхватил из сверкающей кучи какое-то сложное, трёхрядное ожерелье
– Такие дырки оставляют пули и только пули, – продолжил он. – Потом были остальные кости – много косточек, весь скелет, целенький, хоть сейчас в кабинет анатомии! А на груди у него металлический ящик.
– Ларчик, – поправила Катерина.
– Замок на ящике был ерундовый, я сбил его камнем, открыл, там кожаный мешочек… Кэт, я пожалел того парня, как его – Сытов? Он оказался дурак. Я закопал скелет, вернул на место бочку, перебрал эти цацки, нашёл брошку-ящерицу и вспомнил твоё кольцо. Потом пришла ты с едой, и я потихоньку содрал с тебя кольцо, чтобы сравнить. Видишь, я не ошибся, эти ящерки – сёстры. И кто-то получил за них пулю в лоб. Очень мутная эта история, очень странная эта избушка и очень непростая эта баба Шура.
– Плевать, – решила вдруг всё для себя Катерина. – Мне на всё это наплевать. Хочешь, забирай себе всё и проваливай. Я никому ничего не скажу, заберу себе только кольцо.
– У тебя с мозгами беда. Как тебе может быть наплевать, если ты собираешься жить с человеком, у которого, скорее всего, рыльце в пуху и руки в крови? Откуда у него это кольцо?
– Роберт богатый человек. Мало ли что там когда-то случилось! Наверное, его обокрали, и у него осталось только это кольцо.
– Не думаю, что всё так просто.
– Какая тебе разница? Тебе ли искать истину и рассуждать у кого руки в пуху, а у кого рыло в крови!
– Наоборот, – буркнул помрачневший Матвей.
– Наоборот, – кивнула Катя. – Сути это не меняет. А суть в том, что сам ты – человек, портрет которого висит на каждом углу с надписью «Особо опасен». Я не понимаю, зачем ты пришёл сюда, зачем мне всё рассказал, да ещё пытаешься вывести кого-то на чистую воду. Подумаешь, череп с дыркой! Да я сама из-за этих сокровищ словила пулю в живот и чуть не отправилась на тот свет. Забирай всё и проваливай…
Он посмотрел на неё очень странно – будто не видел, подошёл к велотренажёру, залез на него и с натугой подналёг на педали. Он так и забыл сфокусировать взгляд, и зрелище получилось нелепым: бледный, патлатый тип в лейтенантских погонах, с бриллиантовым ожерельем на шее, занимается физкультурой, устремив бессмысленный взгляд в пространство.
– Швы! – снова пискнула Катерина, будто больше всего на свете ей было дело до его швов.
– Значит, ты говоришь, тебе на всё плевать! – крикнул он весело, наращивая темп вращения педалей. – И на меня и на сокровища?
– Уходи.
– А вдруг твой Роберт – убийца?
– Уходи.
– А вдруг баба Шура – мокрушница?
– Уходи.
– А вдруг…
– Проваливай!
– Ну, нет! – Он спрыгнул с тренажёра, подошёл к ней, схватил за плечи и потряс, как трясут неразумного человека, пытаясь вразумить его. – Не для того нас сводила судьба, чтобы ты капризной рукой рисовала свои сюжеты!
– Судьба?! Капризной рукой?! Рисовала сюжеты?! Ого, сколько пафоса и как образно! А я думала, ты одноклеточный!