Моя собака любит джаз
Шрифт:
— Кому смешно, может выйти посмеяться за дверью.
И прицепилась именно ко мне.
— Антонов, — говорит она, — ты знаешь, где у человека что?
А я смеюсь, не могу остановиться. Такая чертовская вещь этот смех. Его нельзя сдержать, можно только напрячься, но в этом случае я за себя не ручаюсь.
— Антонов, — сказала Маргарита Лукьяновна. — Я ясно вижу твоё будущее. Ты никогда не принесёшь пользу Родине. И не достигнешь никаких высот. Ты будешь есть из плохой тарелки, дырявой ложкой, спать на диване с клопами и в пьяной драке зарежешь товарища.
Вообще уже учителя дошли! Им даже в голову не приходит, что такой двоечник, как я, может стать садовником. Ведь стать садовником — никаких дипломов не нужно.
Садовником в красных кедах, окучивающим пионы, в кепке и с бакенбардами.
Откуда ей знать, что я сам всех боюсь?
Если я вижу жужелицу в книге, мне кажется, что она меня уже укусила. Когда я был маленький и видел много людей, и что все они идут куда-то, мне казалось, что все они идут убивать дракона.
И вот теперь он — Буздалов. О нём во дворе ходили страшные слухи.
— Видишь — трава примятая? — говорили жильцы. — Здесь Буздалов сидел в одном шерстяном носке и из-за куста подслушивал чужие разговоры.
— Видишь перья? — говорили они. — Это Буздалов ворону съел.
Буздалов — ногти нестриженые, зубы нечищеные, голова, как бицепс на плечах, а первое слово, которое он сказал в своей жизни, — «топор».
Как-то Буздалов допрыгался: ему выбили зуб, а через неделю на этом месте у него вырос новый зуб — золотой.
Я чуть не умер от страха, когда он погнался за мной — хотел пригробить. Но я отвлек его разговором.
Папа говорит:
— Мой Андрюха, хотя и двоечник, но очень способный. Я его отдам в английскую школу, и в музыкальную, и в фигурное катание.
А мама:
— Какое фигурное катание? Ему надо учиться лупасить хулиганов! Нельзя в наше время быть тютей и мокрой курицей.
— Люся, Люся! — отвечал папа. — У каждого из нас есть свой ангел-хранитель. И если кто-то не слышит шороха его крыльев, то это у него с ушами что-то, а не означает, что его нет.
— Но на всякий случай, — говорила мама, — ты должен воспитывать в Андрюне храбрость.
А папа отвечал:
— Я и сам-то не очень храбрый. Я научу нашего сына великому искусству убегать. Ты знаешь, Люся, когда надо убегать? За пять минут до того, как возникнет опасность.
— А если с ним будет девушка? — сказала мама. — И на эту девушку в тёмном переулке накинется головорез?
Я сразу представил себе: ночь, ветер тёплый, совсем не пронизывающий, я и моя девушка возвращаемся из ресторана.
— Это какое созвездие, Андрей? — спрашивает девушка.
— Это Большая Медведица, дорогуша, — отвечаю я.
И тут появляется Буздалов с чугунным утюгом. И перед носом у моей девушки демонстративно накачивает мышцы шеи.
— Хорошее дело, — говорит он, — мускулы качать. Благородное. Ни о чём не думать, только качать и качать. А потом их взять как-нибудь однажды и использовать!..
Я бы дал тягу, но моя девушка — нескладная, неуклюжая, ей не унести ноги от Буздалова. Если я убегу, он стукнет её утюгом и съест, как ворону.
— Я должен спасти свою девушку, — сказал я.
И папа сказал:
— Да, ты должен её спасти.
И он повел меня в секцию боевых китайских искусств при ЖЭКе. В одну вошли дверь — там арбузы продают. В другом помещении встретил нас физкультурник. Сам красный, с красными руками, такой пупок у него мускулистый. Тренер у-шу Александр Алексеевич.
Потные, красные, толпились вокруг его воспитанники. Особенно кто прошел курс, тот выглядел, конечно, смачно. Мы как взглянули с папой — такие лица, такая речь там слышится, — нам сразу захотелось домой.
Но моя перетрусившая девушка, похожая на пингвина, стояла у меня перед глазами, а злоумышленник Буздалов занёс над нею свой утюг.
— Я остаюсь, — сказал я папе.
А папа сказал тренеру:
— Друг! Возьми моего сына в обучение. А то что у нас за семья? Мать больная, прикована к постели — у неё ангина. Я — ты видишь — сутулый, сухощавый. Пусть хоть сын у нас будет громила.
С этими словами папа внёс за меня деньги и пошёл покупать арбуз.
— Китайская борьба у-шу, — начал Александр Алексеевич, когда мы набились в физкультурный зал, — учит избавляться от образа врага. Достаточно представить его себе в деталях, или, как мы — мастера у-шу это называем, — создать фантом.
Я отвернулся и стал смотреть в окно. Какое дуб необычайное дерево! Не липа, не тополь, чего в городе полно. А именно дуб! И жёлуди, я их всегда собираю. Это всё равно как бесплатный подарок.
— Вот он стоит перед тобой — твой враг, — сказал Александр Алексеевич. — И бой с ним лёгок, как щелчок пальцев.
А я думал: «Чего слоны не стесняются без штанов ходить? Такие же люди, только жирные».
— Вы должны ВСЁ вложить в свой удар, — настаивал Александр Алексеевич. — В бою, говорят китайцы, участвуют даже мышцы уха, хотя в ухе мышц нет!..
А я не понимаю, как может захотеться ударить человека? И также я не представляю, как это может чесаться хвост?
— Присел! — вдруг крикнул Александр Алексеевич. — Чем ниже присядешь, тем ты недосягаемей. Стальной кулак! Удар!!!
По команде мастера секция боевых китайских искусств ринулась поражать образ своего врага. Тысячу синяков им насажали и миллион подглазников.
«Ну, — я подумал, — Буздалов, держись! Отмолочу, никакой бронежилет не поможет!»
И тут я увидел фантом Буздалова. Фантом выжидательно смотрел на меня, и взгляд у него был какой-то недобрый.