Моя СверхНовая
Шрифт:
— Господи, — покачал головой Ноа, — Я серьёзно, вообще-то.
— А я — нет? — я уже не понимала, чего он добивался от меня, — Если я… если я не права, то что тогда?
Парень резко придвинулся ко мне, одновременно притягивая моё кресло к себе. Так близко, что наши колени соприкоснулись. Словно этого было мало, он наклонился так, что его дыхание касалось моего лица. От него пахло карамелью. Вкусно.
— Ты можешь думать обо мне всё, что угодно, но не смей говорить так о себе. Ты никогда не была простым вариантом, или той, что просто подвернулась под руку.
Он говорил тихо, вкрадчиво, словно гипнотизируя меня. И у него чертовски хорошо получалось. Потому что спорить с ним не хотелось совершенно. Хотелось его поцеловать. Но я держалась. Изо всех сил.
— Тогда кем я была? — спросила я также тихо.
— Ты — мой самый сложный выбор. Ничего с тобой не выходило просто. Я даже не знаю, что оказалось труднее — уговорить тебя сходить со мной на свидание или потом уехать, оставив позади. Всё это было одинаково сложно. Но ни об одном из своих выборов я не жалею. Потому что каждый шаг привёл нас к этому. К нам — таким, какие мы сейчас. Я делал больно — и расплачиваюсь за свои ошибки каждый день. Но я бы повторил каждую из них, потому что мы стали именно такими. Я восхищаюсь той, кем ты стала. И даже если ты сейчас меня оттолкнёшь — это ничего для меня не изменит. Не изменит того, как я отношусь к тебе.
Я молчала, глядя на него во все глаза. Это можно было расценивать, как признание в любви или ещё нет? И если да — то, что мне с этим делать? Что чувствовать? Я не понимала. Знала лишь, что больше не хочу чувствовать боль. А ещё — что любые отношения с Ноа неизменно к ней приведут. Мы в любом случае были обречены. В этой игре не было победителей. Лишь проигравшие.
— Я не выбрал тебя тогда. И если сейчас вернуть всё назад — я бы снова поступил также, уж прости, — продолжал Ноа, — Но я буду выбирать тебя СЕЙЧАС. Потому что только настоящее важно. Не потому, что ты — лёгкая добыча. И не потому, что ты подвернулась под руку. А потому что ты — это ты. Потому что каждую из этих чёртовых песен я пою тебе. И неважно, написаны эти строки два дня назад или два года — всё это принадлежит тебе.
Да. Это точно было признание. И от него внутри у меня всё оборвалось. Только я не понимала — в хорошем смысле, или плохом. Но одно было ясно — как раньше уже не будет. Ноа сейчас стёр границы и перешагнул точку невозврата. И что с этим делать дальше? Без понятия.
— Я не знаю, что на это ответить, — призналась я тихо, решив, что честность — лучшая политика.
Ноа чуть отодвинулся, пожав плечами:
— Можешь ничего и не отвечать. Я сказал это не потому, что хотел огорошить тебя. Но, как ты сама заметила, однажды я решил тебя права выбора. Больше я не хочу совершать эту ошибку.
— Ноа. Даже если бы я решила выбрать тебя — я не могу. Мы работаем вместе. Ты буквально ставишь меня перед тем же выбором, перед которым стоял сам — ты или работа. И, знаешь, не думаю, что сейчас ты в выигрышной позиции.
— Я не прошу тебя принимать какое-либо решение. Через неделю у нас тур по Азии. Давай дождёмся его окончания — и если оба переживём этот сумасшедший график, то снова поговорим?
Время. Он давал мне время. А себе — надежду. Готова ли я нести в себе эту неопределённость ещё столько времени? Или принять решение сразу? Будет ли оно правильным? А может, плюнуть на всё и просто уехать домой, к маме с папой? А что — очень по-женски.
Что же мне выбрать…
Глава 21
Ноа
Как я добрался домой? Не помню. Внутри всё бурлило от взрыва адреналина. Хотя, казалось бы, я ничего такого не сделал — всего лишь озвучил небольшое признание. Но, по ощущениям — как будто на американских горках прокатился. С чувствами всегда всё было так сложно и просто я об этом забыл, или, пока я был в режиме монаха, этот мир кардинально изменился?
Войдя в дом, прислушался. Тишина. Майки точно спал, Крис — почти наверняка работал, Вуд — придумывал, как бы в очередной раз свести свести нас всех с ума. Алан…точно, мне нужен был он.
Резво поднявшись на второй этаж, я, как всегда, без стука распахнул дверь комнаты друга:
— Ал, не спишь? Надо пого… матерь Божья, что у тебя на лице?!
Полулежащий на кровати Алан послал мне равнодушный взгляд:
— Маска. Увлажняющая.
— Ничего, конечно, не хочу сказать, но почему она выглядит, как…
— Да говори уже, — хмыкнул Ал, — Я напоминаю тигрёнка, верно?
Так и было — на тканевой маске был нарисован узор именно с этим животным. Смотрелось одновременно жутко и мило. Двоякое такое чувство.
— Опять отправил в магазин Вуда? — хмыкнул я, проходя в комнату.
Друг кивнул:
— Слишком поздно сообразил, насколько паршивая это идея. Так что теперь у меня коробка с двадцатью четырьмя — пардон, уже двадцатью тремя масками для лица, которые позволяют ещё и перевоплотиться в какую-нибудь зверушку. Там есть слон — хочешь попробовать?
— Спасибо, воздержусь. Из нас двоих в центр чаще ставят тебя, так что о лице беспокоиться нужно не мне.
— Как хочешь, — пожал плечами Ал, — Так, ты чего припёрся то?
Точно. Цель моего визита. Растянувшись на чужой кровати и глядя в потолок, я сказал:
— Я признался. Аве. Ну, не прям теми самыми словами, как в сопливых фильмах, но смысл тот же.
Алан хмыкнул:
— Вот как. Поздравляю. И что дальше?
Хороший вопрос, дружище. Чертовски хороший. Отчета только на него не было.
— Не знаю. Дальше выбор за ней. Я предложил дождаться конца тура по Азии — и поговорить ещё раз. Может, что и прояснится за это время. Пока она растеряна.
— Её можно понять. Ну, а ты? Тебе стало легче?
— Намного.
И это было правдой. В последние дни держать всё в себе становилось всё тяжелее. Как и держать самого себя в руках. Это никогда не было моей сильной стороной — особенно если взять во внимание тот факт, что моим языком, на котором я привык общаться, были прикосновения. Аву — Рори — Аврору — как ни назови, суть одна — хотелось трогать. Постоянно. Не могу сказать точно, в какой момент это желание проснулось — до нашей ночи, после, во время или оно было всегда, просто я скрывал его за раздражением. Знаю одно — это было той ещё пыткой. Особенно — во время совместной работы. Изображать равнодушие — то, чему я научился в совершенстве, но в какой-то момент мне казалось, что ещё секунда — и я сгребу её в охапку, чтобы вот так и замереть на какую-нибудь небольшую вечность.