Моя в наказание
Шрифт:
Улыбаюсь. Конечно же, это я виновата, что приехала. Что увидела. Что поняла неправильно.
— Леш, не надо оправдываться, я все понимаю. И я же давно говорила — тебе нужна хорошая девушка, а не мать-одиночка…
В трубке — тишина. Мне кажется, Леша еще немного за меня цепляется. А я за него — ни капельки. Что у нас будет после вечера в гостинице?
Ни с кем у меня уже ничего не будет. Я это чувствую.
— Дай мне шанс, Аль… Я хочу быть с тобой.
Вздыхаю. Вслух «нет» не говорю, но
Молчим. Нужно пожелать ему хорошей жизни и скинуть. В идеале — бросить номер в блок. Айдар был бы доволен. Но я медлю. А потом цепенею:
— Ты меня на расстоянии держишь из-за Салманова?
Сердце подскакивает к горлу. Нужно себя не выдать, но я закашливаюсь. Оглядываюсь, как воришка. Сильнее прижимаю мобильный к уху.
— Из-за какого Салманова? — Задаю глупый вопрос. Слышу Лешкину усмешку. Пару секунд тишины. Дальше — вздох.
— Я не знал, что у тебя какие-то дела с Салмановым, Аль… Но я же и не совсем дурак. Он к нам в суд приходил. В гости к главе. Друзья старые… Я видел, как он его провожал. Узнал мужика из парка. Потом разузнал немного…
От волнения начинает тошнить. Господи… За что мне это всё, господи?
У него везде друзья. Везде связи. Ему везде рады. Он меня раздавит. Наиграется — раздавит…
— Он отец твоей дочери, Аль?
Проигнорировав вопрос парня, тараторю:
— Всего доброго тебе, Леш. Не звони мне больше, пожалуйста. — Скидываю и отворачиваюсь от окна. Окидываю гостиную взглядом. Понимаю, что паниковать поздно, но как же не запаниковать?
Я — водичка. Он — отрава. И он тоже везде просочился.
Глава 17
Айлин
Мою жизнь теперь на до и после рубит каждый оргазм. Я сгораю от сочетания порочности и правильности несколько десятков минут на пути к нему, а потом лечу в пропасть, у которой нет дна. И так до нового приезда в президентский номер лучшей гостиницы города.
Скребу ногтями по мягкой обивке спинки кровати, прогибаюсь сильнее, позволяя ненавистному мужчине, которого я отчаянно люблю, делать с моим телом то, что хочется двоим.
О мои ягодицы бьются мужские бедра. Член ходит внутри поршнем. Тело пылает. Мысли путаются. Я только чувствую.
Себя — дерьмом. А еще самой счастливой на свете.
Потому что мы с Айдаром — снова до.
Он без слов двигает своим коленом мое шире в сторону. Выгибает в пояснице сильнее. Упираюсь в спинку кулаками. Кусаю губы. Чувствую вкус металла на кончике языка.
Наш секс становится еще более откровенным.
В спальне есть зеркала, но я просто боюсь в них смотреть.
Выношу не больше пяти мощных взрывающих изнутри толчков, а потом падаю локтями на подушку, утыкаюсь лбом в нее же и стону. Сдаюсь.
Бывший муж продолжает толкаться.
Я — дрожать и
Только не просить, Айка. Только ничего не просить.
Айдар не прекращает двигаться, но позу немного меняет. Я чувствую ягодицами и спиной жар его торса и груди.
Он обхватывает меня поперек талии, давит на живот, снова толкается, я мычу.
А потом глаза наполняются слезами, которые он не увидит. Аллах, только бы подушка впитала без следов. Пожалуйста…
Кончик носа бывшего мужа едет по моему позвоночнику. Влажный воздух жалит кожу. Губы щекочут шею. Я слышу, как мужское дыхание учащается на затылке. Чувствую, что он возбуждается еще сильнее.
Мне должно быть всё равно. Он же мной всего лишь пользуется. По-прежнему унижает. Но я не могу не реагировать. Не могу не искать полутона.
Должна думать о ценах на картошку, что сделать Сафи на ужин, как справиться с «кружевным форс-мажором», который возник при пошиве свадебного платья Миланы Миллер. О чем-угодно, а не о том, как сладко чувствовать его тело на своем. Не сгорать от ощущения наполненности им. Не искать в происходящем какой-то другой смысл, кроме мести. Жестокости.
Его отрава бежит по венам вместо крови. Мы теперь вдвоем ужасно порченные. Презерватив не спас. Заразились. Запачкали друг друга. И продолжаем пачкать.
Айдара кроет жадностью, я знаю это, он слишком сильно сжимает мою грудь. Ускоряется. Кусает и оттягивает кожу между плечом и шеей. Готов кончить в любую секунду. Волноваться нечего — он в защите. Но я умираю сразу и от мысли, что может успеть до меня, и от осознания, что ненормально хотеть успеть до него.
Пальцы Айдара оплетает меня вокруг шеи, он давит, отталкиваясь от покрывала рукой.
Мы снова вырастаем на кровати. Я хватаюсь за многострадальную спинку (главное после на нее не смотреть. И чтобы к следующему приезду не осталось следов), член двигается во мне под новым углом. Широкая ладонь гладит живот, едет вниз…
Я и хочу этого, и пугаюсь. Со стимуляцией клитора не кончить просто нет шансов. Дергаю ногой, но свести их Айдар не дает.
Сжимает щеки, поворачивает лицо и проникает языком в приоткрытый рот.
Давит на пульсирующий болью и похотью бугорок. Я взрываюсь ничтожно и искренне. Мычу. Давлюсь. Сокращаюсь.
Завожу руку, скребу по его боку, не жалея.
Мы дарим друг другу наслаждение, но параллельно с этим — отчаянно боремся.
В браке такого не было. Была страсть. А теперь… Ее слишком много. Мы изголодались друг по другу. Но признаться в этом не можем.
Осознав, что я кончила, и что держусь на коленях, Айдар перемещает руки. Сжимает грудь, ускоряется, утыкается в волосы за ухом и с руганью кончает.
Я ловлю самый искренний, сладкий и страшный наш с ним момент. А потом накрывает. Приходит время «после».