Моя жена – ведьма. Дилогия
Шрифт:
— Ну, бес лукавый, ты и обнаглел… — тихо, с расстановкой протянул Анцифер. — Ты на что же хозяина толкаешь? Да ведь он там один и минуты не продержится.
— Прыгнул, раскопал, взял, опять прыгнул — по моим расчетам, на все про все сорок пять секунд. Вполне может уложиться, — невозмутимо парировал черт.
— Сволочь ты!
— Ого! Да с каких это пор ангелы так выражаются?!
— А вот с тех самых. Взял бы да сам за своим пистолетом и слазил.
— А что, я его ронял?
— А он никому, кроме тебя, и не нужен. Сергей Александрович с супругой решили последовать моим советам и разделить участь первых христианских мучеников, растерзанных зверьми.
— Хватит спорить! — вклинился я. — Все равно ничего не выйдет. Даже если я верну пистолет, порох весь вышел. Но и вы, Анцифер, не спешите записывать нас в Рай, мы еще здесь погулять
Тупо звенела пила. На зеленую траву сыпались опилки. Голодные волки следили за нами с неослабевающим гастрономическим интересом. Где-то далеко вновь раздался звериный рев.
— Кто это? — автоматически спросил я.
— Медведь, — ответила Наташа. — Родной мой, я знаю, что ты этого не любишь, но, может быть, все-таки рискнуть?
— Конечно. Я очень надеюсь на как можно более эффективное применение твоей магии. Ты ведь у меня ведьма.
— А ты мой муж. Сереженька, я не представляю, что сделать с волками. Ну, максимум десяток я могу охватить заклинанием… На Сыча воздействовать невозможно, он у себя дома. Давай все-таки ты…
— Я?
— Ты. Ты, милый… Ты ведь у меня не абы кто, а муж ведьмы! В тебе заключена страшная сила. Помоги нам, пожалуйста.
Я обнял волчицу за шею, ткнулся лбом в лоб и попытался улыбнуться. Она так в меня верит… Какой же мужчина сможет устоять перед таким доверием? Что-то включилось у меня в голове. Рев, медведь, волки… Медведь!
— Хорошо, любимая, я попробую.
Еще некоторое время я вспоминал начало, а потом стал читать медленно и плавно:
Как стук колес вычерчивает ритм, Как сердца стук подобен четкой дроби Ночных копыт… Извечный алгоритм, Воздвигнутый над чередой надгробий Живых существ, украсивших мой путь, — Мужчин и женщин, лошадей и кошек, Собак и птиц… Их хочется вернуть, Но тени так бесследно тают в прошлом. Я одинок… Пылает на плечах Багряный плащ. (Сиреневый? Пурпурный?) В моих глазах, как в доменных печах, Дымится пепел погребальной урны. Скулящий страх калечит души жертв, Шагнувших в этот круг без покаянья. Прожорливая выверенность жерл, в Моем лице нашедшая призванье — Сминать, как лист лирических основ, Судьбу и жизнь, прощенье и разлуку, И детский смех, и радость чистых снов, И мертвых клятв возвышенную муку.На этой строке из-за деревьев на поляну шагнули семеро мохнатых гигантов. Я отродясь не видел медведей такого ужасающего размера. Не обращая ни малейшего внимания на остолбеневших волков, они рядочком сели перед нашей сосной, внимательно прислушиваясь к каждому слову. Я никогда не читал перед такой внимательной аудиторией. Главное было не потерять ритм и не сбиться.
Я чувствую свой страшный, черный дар Всей яростью обугленного мозга. Я рвал зубами вены, но пожар Моей крови был безразличен звездам. Я принял паству. Выбирая ночь, Когда медведи понимали слово И искренне старались превозмочь Звериной волей волю рук другого, А именно — мой жесткий произвол, С которым я удерживал их страсти. Дивились Рыбы, Скорпион и Вол Моей незримой и врожденной власти. Пастух медведей! Выжженный на лбу Извечный титул… Вызов вере в небо, Вселенной, раздувающейКогда я закончил, медведи зааплодировали. Вы не поверите… Они встали на задние лапы и старательно захлопали, выражая свое удовольствие дружественным урчанием. Сыч, при первом же появлении хозяев леса спрятавшийся за сосной, не делал даже робких попыток вернуть свою пилу. По-моему, от страха он и дышал-то через раз. Волки наверняка были более храбрыми зверьми, они быстрее пришли в себя, раздраженно подвывая и порыкивая. Мишки вновь сели на свои места, а самый большой направился к нам. Он встал перед сосной, вытянул вперед лапы — ни дать ни взять заботливая мамаша, снимающая маленького сыночка с дерева.
— Любимая, побудь здесь и… не волнуйся за меня.
Я спрыгнул вниз, медведь ловко поймал меня огромными лапами и прижал к своей груди, не опуская на землю. Нежно покачивая, он смотрел на меня добрыми карими глазами, притоптывая на месте. Густая шерсть на его груди щекотала мне нос, я сморщился и улыбнулся. Медведь в ответ тоже осклабился от уха до уха, демонстрируя в улыбке впечатляющие клыки. Потом он обернулся к своим сородичам, добродушно подтвердив:
— Это он!
Медведи поддержали его дружным ревом. Волки ответили раздраженным воем.
— Мы давно ждали тебя, Пастух. Пойдем… Если ты голоден, мы накормим тебя, если болен — вылечим, если тебе нужна помощь — только попроси!
— М… А, собственно, с кем имею честь?.. — замялся я. Не то чтобы меня как-то беспокоил вид говорящего медведя, всякого уже насмотрелся, но что-то слегка напрягало. Возможно, моя поза. В смысле — мое положение. Трудно ощущать себя пастухом или пастырем огромных зверей, которые тетешкают тебя на ручках, словно младенца.
— Меня зовут дядя Миша, — скромно ответил медведь.
— А по отчеству?
— Можно без отчества. Ты ведь наш Пастух, тебе достаточно знать имена. Я представлю всех, они все ждут.
— Эй! Эй, минуточку, не так быстро! Я здесь не один и не могу бросить своих друзей.
— А где они? — не понял медведь. — Тут только волки кругом, так они с нами не дружат. Еще человек прячется за сосной, но он злой и жадный.
— Вон, волчица на дереве, — пояснил я, — это моя жена, ведьма Наташа. Есть еще ангел Анцифер и черт Фармазон, только они невидимы.
— Хорошо, как скажешь, — пожал плечами дядя Миша. — Ты и твоя жена поедете на мне, а остальные будут плясать.
Я кивнул.
— Я лично плясать не намерен! — грозно проверещал Фармазон, мгновенно оказавшийся перед моим носом. — Тоже мне нашелся заклинатель крупных хищников… Это ты для лопухов дрессировщика гималайских медведей изображай, а я-то тебя как облупленного знаю!
— Можете остаться здесь. Лично мне кажется, что медвежья пляска — это некий праздничный ритуал и ничего зазорного в нем нет. Анцифер же не протестует?