Моя жена - всевидящая
Шрифт:
Когда притащили в камеру и швырнули на койку, то ее узники только покачали головой.
– Надо же, в первый день и так обработали.
– Сколько время?
– Уже десять. Чего спешишь, привыкай о часах не думать.
Как долго тянется день.
В два часа обед. Тело все ноет и кажется невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. С трудом глотаю тюремную баланду. Стучит окошко камеры, чьи то глаза рассматривают нас.
– Это который?
– слышится голос.
– Вон тот, с битой рожей, - очень тихо раздается голос надзирателя.
–
– В любом случае прав он или не прав, свечку ему вставят куда надо.
Окошечко стукнуло.
– Сколько время?
– спрашиваю своих сокамерников
– Чего орешь. Четыре часа.
– Сейчас должно начаться...
– Чего начаться? Конец света?
– Что то вроде этого.
– Да ты наверно блаженный.
Я сижу на кровати и в голове маятник, громко тикает невидимая стрелка. Тик- так..., тик-так... Но почему ничего не начинается, почему так тихо. Тик-так..., тик- так...
– Сколько время?
– Ну парень, надоел. Без пятнадцати пять.
Я в отчаянии, неужели я не прав. Опять в голове тикают часы.
Сначала здание качнулось и вдруг тряхонуло так, что я грохнулся спиной в стену. Замигала лампочка и... погасла. Еще один качек, да такой, что не уцепись я за стойку кровати, меня бы вышвырнуло к дверям. Тело воет от боли, но сжав зубы стараюсь терпеть. Бетонный пол стал трястись как от вибратора и пошел боком, камеру приподняло, потом бросило и перекосило. В таком виде все застыло. Через узкое решетчатое окошко было видно как здание разваливается, сыпятся на землю перекрытия, стены, бумаги, имущество и вскоре белый свет окончательно закрылся, верхняя часть здания рухнула и прикрыла нам щель окна.
– Есть кто живой?
– спрашиваю я в темноту.
– Что же это такое?
– стонет голос.
– Землетрясение.
– У меня вроде башка треснула. Колян, ты как?
– Нога, братцы. Помогите доползти до койки.
Я пытаюсь встать, боль приходит электрическим током.
– Ты где?
– Здесь, в углу.
Но помочь бедолаге никак не могу, еле- ела по стеночке доползаю до него и чувствую, что даже руку согнуть не могу, боль раздирает все тело
– Эй, помоги.
Второй парень ощупью подбирается к нам, он затаскивает раненого на кровать. Я возвращаюсь обратно, сваливаюсь на койку и с надеждой смотрю на окошко двери, которая выделяется по контуру слабым светом в щелях. Тот кто покрепче из нас, подходит к двери и начинаю бешено лупить в нее.
– Откройте, у нас раненый.
В соседних камерах похоже тоже стучат.
– Откройте.
Стучим минуты две и тут раздается глухой шум. Грохот в камерах мгновенно прекращается. Опять камера дрогнула и четко зашумела в щелях вода.
– Тонем, братцы.
Пол камеры залит водой и она непрерывно поступает со всех дырок. Проходит еще пять минут. Наша тюрьма воет и тут я слышу какие то ответные крики в коридоре.
– Тише, тише.
– Сережа, Ковалев, ты где?
– мне показалось, что это голос Ярцева.
– Здесь я, здесь.
Мой голос тонет в воплях соседних камер. Окошко двери открывается и появляется темная часть лица.
– Ковалев... Сережа...
– Я здесь. Помоги открыть двери.
– Слава богу, нашел. Не знаю где ключи от камер. В ваш коридор я попал через пролом в потолке и никого не видно, ни одного надзирателя. Все двери закрыты...
– А наш где? Он же должен сидеть здесь за столиком.
– Черт его знает. Там под водой придавлен кто то, может он.
– Посмотри.
Окошко освобождается. Я опять преодолеваю боль и, по щиколотку в воде, еле-еле ковыляю к двери и прошу своего товарища по несчастью.
– Дай заглянуть.
То, что я увидел меня потрясло. Потолок в коридоре частично рухнул и слабый дневной свет проникает через него, освещая черную воду, которая уже на уровне окошка.
– Нашел. Погоди, какой здесь номер? Ага, вот он.
По грудь в воде, к дверям подходит мокрый Ярцев, он щупает ключом скважину.
– Посторонись.
Я хватаюсь за стоящего рядом товарища и он оттаскивает меня в сторону. Дверь приоткрывается и вал воды чуть не сшибает нас с ног.
– Мать твою, - ругается парень со сломанной ногой на койке.
Вода сразу заливает его и он вынужден отжаться за спинку кровати. Наконец напор ослабевает и двери окончательно открываются. Ярцев входит к нам.
– Где Катя?
– Здесь она, там у пролома.
– Помоги мне.
Ярцев подхватывает меня.
– Возьмите меня, - стонет сзади мужик на койке.
Наш более- менее здоровый товарищ возвращается к нему и они в обнимку выходят в коридор.
– Ух ты, куда идти то?
– Вон, из потолка торчит балка, идите туда.
– Ярцев, сколько прошло время после землетрясения?
– Десять минут.
– Бежим, у нас мало времени.
– Пойдем, сначала я помогу тебе вылезть.
Мы по грудь в воде добираемся до балки.
– Постой.
Ярцев прислоняет меня к обрушившейся плите. Он помогает предыдущей паре выползти наверх, потом подтаскивает меня.
– Сереже, пересиль себя, надо вылезти.
Он начинает меня заталкивать по балке наверх. Каждое напряжение дается с дикой болью. Только я зацепился пальцами за потолок, как чья то рука схватила за кисть и потащила наверх.
– Катя.
Она помогает выбраться в полуразрушенное помещение. Одной стены на улицу вообще нет, да и улицы нет, она вся завалена остатками зданий и строений, разбросанных в озерцах воды.
– Сережа.
– Катя прижалась ко мне.
– Как они тебя отделали?
– Ничего. Вы вовремя пришли.
– Как вы там, - орет снизу Ярцев.
– Вылезай. Надо спешить.
– Нет, ребята, не могу. Надо другим помочь. Катя, время мало, тащи Сережку на возвышенность.
– А ты?
– Я как-нибудь справлюсь.