Моя жизнь
Шрифт:
Вердикт судьи Лилли гласил: «Суд полагает, что между истицей и ребенком должно быть достигнуто, насколько это возможно, примирение. Суд считает, что в настоящее время в интересах несовершеннолетнего ребенка ему не следует покидать свой дом в Соединенных Штатах и ехать 15 июля 1952 года к матери в Италию. Поэтому в прошении истицы об обязании ее дочери посетить Италию суд постановляет: отказать».
Находясь вдали, Ингрид не могла ставить под сомнение ход судебного разбирательства. Поэтому Роберто решил сам предстать на суде в качестве ее представителя, хотя был взбешен тем, что ему не разрешили послать письменные показания, данные под присягой. Из больницы Ингрид сообщала Молли Фаустман, одной из своих давних шведских подруг:
«Тоберто занят получением визы, чтобы поехать в Соединенные Штаты. Мы не видим другого пути. В .Вашингтоне сказали, что особых препятствий не будет, но придется подождать какое-то время. Петер сразу же сказал, что Роберто не впустят в Штаты.
Конечно, Роберто не успеет прибыть на суд, пока идет слушание дела. Адвокат Петера отказался сделать перерыв, мотивируя это тем, что процесс и так затянулся! Селзник и многие из наших друзей дали свидетельские показания о нашем доме и о Роберто.
Селзник говорил о Роберто так, будто тот сам господь бог или по крайней мере настоящий супермен. Все были необычайно добры. К сожалению, судья отказала Роберто в возможности прислать из Италии его письменные показания или показания кого-нибудь из здешних наших друзей. Она захотела, чтобы он и кто-либо из других свидетелей предстали перед ней лично. Боже мой, но не может ведь он привезти в Голливуд пол-Италии, чтобы доказать, что никогда не принимал кокаин! Короче говоря, твое замечательное письмо не оказало нам большой помощи, но в любом случае благодарю тебя от всей души, — возможно, когда-нибудь оно и пригодится. Так хочется, чтобы папа-Линдстром прочитал его.
Роберто за десять дней истратил два миллиона лир на телефонные переговоры и телеграммы. Одна телеграмма судье стоила тысячу долларов!
Очень жаль, что у меня столько грустных событий, но я вся в них».
Я очень хотела девочку, потому что у Роберто уже было двое сыновей — один от первой жены и другой от меня. Поэтому для начала я выбрала имя для девочки — Изабелла, но, поскольку ожидалась двойня, второе имя мы не выбирали. Ведь мог родиться и мальчик. Когда появилась Изабелла, я сказала доктору: «Скорее позвоните Роберто и скажите, что у него дочь». Доктор вернулся со словами: «Он счастлив». Потом сел около меня, сказав: «Ну что же, подождем следующего».
«Боже мой, снова придется все это испытать», — подумала я.
А через некоторое время я услышала: «Еще одна девочка». Две девочки — какое чудо! Роберто придумал второе имя. Изотта Ингрид. Но с самого начала мы стали называть ее Ингрид.
Я очень расстроилась из-за того, что Пиа не приедет этим летом, поскольку очень по ней скучала. Тоска моя достигала невероятных размеров, но я прислушивалась к мнению друзей, которые приходили навещать меня и говорили: «Подожди, только подожди. Дети возвращаются. Они возвращаются».
Она сразу же написала Пиа о своих новостях: «Моя любимая большая девочка! Сейчас все уже позади. Подумай — сразу две девочки. Теперь даже трудно поверить. Малышки чувствуют себя прекрасно, едят, спят, кричат, то есть делают все, что им положено. И мне совсем с ними не трудно. Когда родилась первая, было так смешно видеть, как все — доктора, сестры — расселись вокруг меня, ожидая второго. Как в театре антракт между первым и вторым действиями. Девочки совершенно не похожи друг на друга, и думаю, когда вырастут, то предпочтут именно это, а не постоянные сравнения друг с другом и путаницу.
Получила ли ты мою телеграмму? Ты первая, кому я все это рассказываю. Поскольку я редко спрашиваю у тебя, все ли ты получаешь, то спрашиваю сейчас и буду делать это впредь.
Я видела в газетах твои фотографии после окончания школы. Ты на высоких каблуках! Я чуть не свалилась с кровати. Твоя мать до сих пор не носит высокие каблуки. Надеюсь, ты пришлешь мне фото. Кстати, ты не присылала мне никаких своих фотографий после Англии. Я читала, что папа много тебя снимал. Пришли мне хотя бы одно фото. Подавилось ли тебе то, что я послала? Я взяла размер побольше того, который был у тебя в Англии. Но сейчас ты выглядишь еще более рослой. Ты мне расскажешь о том дне, милая Пиа, когда получишь цветы в честь окончания школы и письмо, которое я написала в день твоей конфирмации? Есть такие письма, которые хочется иметь, когда становишься взрослой. Я знаю это, так как у меня не было матери, и, когда ее старые друзья посылали мне письма, которые она когда-то им писала, я была счастлива. Таким образом я узнавала свою мать.
Как бы мне хотелось, чтобы ты посмотрела на малышек. Я знаю, тебе было бы интересно побыть с ними — они такие крошечные. Робин уже большой мальчик. Поэтому мне и хотелось, чтобы ты приехала в этом году. Но, наверное, это случится, только когда у меня появится очередной ребенок. Ужасно жаль, что ты не приедешь, я уверена, что ты все прекрасно поняла бы — точно так же, как я прекрасно понимаю все, что происходит с тобой. Думаю, никому не надо объяснять, что происходит между нами. То, что ты сказала обо мне судье, не смогло меня глубоко обидеть, потому что ребенок не может обидеть мать, которая его очень любит. Но я буду продолжать бороться за то, чтобы ты бегала в моем доме. Больше всего в жизни я не выношу несправедливость, поэтому буду бороться, пока хватит сил. Люблю тебя и надеюсь вскоре что-нибудь узнать от тебя.
А что с золотым крестиком для конфирмации? Ты его надевала вместе с медалью?»
В июле Пиа написала, что она надевала золотой крестик в день конфирмации. И еще о том, что она переезжает в Питсбург. Ей хотелось бы остаться в Питсбурге на лето. А в Италию она ехать не хочет. И, как она уже сказала, им не надо больше вмешивать в свои дела суд. В то лето она смогла сказать Ингрид, что не хочет ехать к нет в гости. Но она по-прежнему держала мать в курсе прибавлений в семействах ее животных и других увлечений.
Сейчас, оглядываясь назад, я думаю о том, что мне тогда следовало прежде всего вернуться в Америку, обсудить с Петером условия развода и повидаться с Пиа. Но никто не может представить силу воли и ярость желаний Роберто. Марта Кон однажды сказала мне: «Конечно, ты могла бы поехать. Заняла бы деньги, купила билет на самолет, а в Америке можно было еще занять». Да, все это верно. Но все дело было в том, что я не могла пойти против воли Роберто. Взять деньги или занять их — это, конечно, можно было сделать, но что бы произошло после моего возвращения? Бунтовщиков выбрасывают за борт. Разумеется, я вернулась бы к нему. У меня в Италии было трое детей. Но Роберто никогда не верил в это. В любом случае, если бы я оставила его и уехала в Америку, это было бы воспринято как яркое проявление неверности, и я никогда бы не вернулась, а если вернулась бы, то на пепелище.