МОЯ. Я тебя присвою
Шрифт:
— Тогда что тебе нужно?! — взвыл. — Я не позволю тебе измываться над моей дочерью! Не позволю!
— Старый дурак! Я, по-твоему, зачем с кольцом сюда прилетел? Зачем?!
— Не знаю! — орет. — Это может быть хитрой ловушкой! Запудришь девочке мозг и будешь над ней издеваться! Ради своей мести!
— Нет! Я люблю ее!
— Кого?!
— Дочь твою! — гаркаю. — Люблю! Она давно мне нравится! Давно.… Ещё с первого появления в свет, тогда мы не воевали в открытую, я не отбирал у тебя ничего, только планировал… И даже решил, что можно закрыть глаза на это все, так сильно мне Наташа понравилась.
— И про месть снова вспомнил, ах, как удобно!
— Да! Да, вспомнил! Теперь жалею! Тысячу раз пожалел. Надо было раньше подружку Лизы допросить… В прошлом я ее спрашивал, она ни хрена не сказала, не выдала подругу. Зато сейчас, за деньги, да… Все выложила. Все! И я ослом себя чувствую. Но влюбленным ослом… У меня нет в мыслях вредить Таше, богом клянусь.
— Ты крещёный? — вдруг спрашивает Данилов.
— Что?
— Ты Богом поклялся. Верующий? Или просто ради красивого слова…. Аааа… Не отвечай. Ты и родину, и бога продашь за свои планы.
— Что же ты такой упрямый, Данилов? Я тебе о чувствах к дочери рассказал, а ты…
— А ты лишил меня всего, — шипит. — Ты мою дочь обидел! Обидел, не отрицай… Она бы в слезах не убежала, и не вела бы себя так странно, как все это время. И я должен твоим словам верить?!
— И что дальше? Мы в тупике.
Смотрю на Данилова устало, он в ответ тоже на меня смотрит, взмыленным и сердитым, выглядит сильно постаревшим.
— Извини.
— Что? — моргает несколько раз.
— Я был неправ, — выжимаю с трудом. — Но за жену ты мне ещё спасибо скажешь. Такая подлая гадина рано или поздно продала бы тебя или подставила.
— Спасибо тебе, благодетель! — шутовски пытается кланяться, но выходит неуклюже. — Мои дочери теперь без матери остались.
— На другой женись.
— Не советуй, что мне делать, и я не пошлю тебя на три буквы. Нашелся, советчик! Сколько лет из-за юбки тупой бляди страдать…
Вроде бы пытается меня подковырнуть, но я уже ничего не чувствую. Дверь в прошлое закрыта. Навсегда.
— Согласен, — киваю. — Столько лет… Впустую…
Данилов смотрит на меня с недоверием.
— Я устал. Стариком себя чувствую. Ты старше, но я себя чувствую даже старше твоих родителей, Данилов. Совсем дряхлый…
Признавшись, с тоской смотрю в сторону дома стариков, с которыми сейчас живет Наташа. Понятия не имею, в какой из комнат она спряталась. Не могу даже представить, просто тянет туда непреодолимо сильно.
— Уходи. Хватит потрясений для Таши. Я ее оберегал, пылинки сдувал, а ты… — снова бросает свирепо. — Ты мою доченьку обидел!
— Обидел. Самому паршиво. Я сейчас уйду, но завтра снова приду, — говорю ему.
— И в задницу она тебя пошлет. Даже меня послала, сторониться начала в последнее время, а ведь я всегда был ей другом, — как будто жалуется.
— Так не должно быть. Ты должен быть родителем, а не другом.
— Своих детей роди, воспитай, на ноги поставь, потом приходи спорить и умничать! — заявляет Данилов и плюется в сугроб, видимо, вспомнив, что ребенок у меня как раз уже есть.
Крохотный совсем, срок маленький…
Ему или ей ещё предстоит несколько
— Споры бессмысленны, — вздыхаю. — Тот, кто сказал, что истина рождается в споре, соврал.
— Или он ни разу не спорил о вещах и ценностях, по-настоящему важных, — как будто бы соглашается со мной Данилов.
— Я в бар. Здесь есть хорошие бары?
— Давно здесь не был. Но знаю несколько интересных мест.
— Каких?
— Оставишь мою дочь в покое, хотя бы на завтра, скажу.
— Вот ещё. Я не отступлюсь.
— Кретин! Напоминать о себе можно не только мозоля глаза. Сам ищи бар… — кряхтит, направляясь к своей машине.
— Хорошо.
Мне приходится переступить через себя, чтобы пойти на компромисс. Ради Наташи. Отца она любит, он оказался не вселенским злом, и, если быть честным, я тоже играл не всегда честно. Даже подло… Глаза застилало желание получить девчонку любой ценой, и даже месть пригодилась, как оправдание. Я так с ней сросся, что она мне всю душу выела, отравила, слепым сделала. Прозревать сложно, ещё сложнее понимать, что нужно извиниться и извиняться…
— Завтра я не буду мозолить глаза Наташе. Но только завтра. Договорились? Где твой бар?
— Поехали. Если сможешь не оторваться, конечно…. Я здесь каждый угол знаю, — прихвастнул немного.
***
Несколько раз в дороге я терял Данилова из виду и дико злился по этому поводу, но всегда настигал его, а потом он решил срезать и его тормознули гаишники. И меня, слепо летевшего следом, тоже тормознули…
Остаток пути в хваленый интересный бар ехали уже без спешки, растеряв азарт. Да и глупо было соревноваться. Не было смысла тянуть канат на себя. Я понял, что Данилов искренне любит дочь и даже не мог на него разозлиться, как следует, за то, что он хотел тайком сделать ей аборт. Во имя любви иногда совершаются ужасные преступления. Я и сам… был слеп, совершил ошибок немало.
В конце концов, мы не соперники в самом главном — в борьбе за сердце Наташи. Он — ее папа, я же надеюсь стать любимым. Это не про соперничество… И она обижена на нас обоих.
***
Этой же ночью, много позднее, подвыпивший Данилов едва ворочает языком:
— Ты обидел Ташу сильнее. Я всегда останусь ее папой, у нас много хороших моментов… Я верю, что она однажды простит мне мой страх и желание защитить. Любой ценой! А ты… Какие моменты с тобой хорошие связаны? Ни-ка-ких….
— Уверен, что-то есть…
— Ну-ну, какие? — смеется.
— Тебе не расскажу. Это личное.
— Ничего не расскажешь, потому что рассказывать нечего! Вот почему!
Блять, как бесит, что он…. по большому счету, может оказаться прав.
Глава 41
Таша
Поздней ночью раздается телефонный звонок. На экране — папа.
Какого черта он звонит в начале третьего? Совсем сошел с ума!
Не хочу отвечать.… Но в то же время ощущаю тревогу за родителя: потому что он никогда мне так поздно не звонил. Плюс, опять же, папа подрался с Зориным, он уже давно не борзый юноша, которому легко с рук могут сойти подвиги. Вдруг стало плохо? Из больницы звонить могут, в конце концов!