Можайский — 4: Чулицкий и другие
Шрифт:
«Это — он!» — закричал Некрасов.
— Кто бы сомневался! — ответил я, вращая ручку. — Ну: убедились?
«Значит, все-таки дядя!»
— Он, — я понял, что Некрасов имел в виду преступника, а не фантом, и поэтому согласился. — Больше некому.
«А в представлениях ему помогал Кузьма!»
— Верно!
«Именно он крутил проектор!»
— Безусловно.
«Так что же вы стоите? Арестуйте его!»
— Не так быстро, Борис Семенович, не так быстро!
«Но почему?»
— Никуда Кузьма
Я замолчал, не зная: сказать или нет? Но Некрасов уже нетерпеливо схватил меня за рукав и требовательно спросил:
«Что полагать?»
— Возможно, — взвешивая слова, ответил я, — Кузьма поневоле выведет нас на вашего дядю.
«Ну да, конечно! Дожидайтесь!»
Некрасов топнул ногой. Его гнев был понятен, но идти у него на поводу я не собирался:
— Не кипятитесь, — я попытался воззвать к разуму Бориса Семеновича. — Кузьме деваться некуда. Он понимает, что попался, как кур в ощип. Сейчас он мечется, не зная, что предпринять и на что решиться — вот, ящики от страха перепрятал, — но неизбежно до него дойдет: нужно сообщить о происходящем вашему дяде. А как это сделать?
«По телефону, как же еще!»
— Держите карман шире: «по телефону!» — передразнил я Бориса Семеновича и постучал костяшкой пальца по лбу. — Какой еще телефон?
«В дворницкой есть аппарат!»
— Да хоть целая телефонная станция! Звонить-то куда?
Некрасов, собираясь ответить, открыл уже было рот, но так же быстро его и закрыл: до него тоже начало доходить.
— Некуда звонить Кузьме. Кем бы ни был ваш дядя, но он — не идиот. Как по-вашему: сколько абонентов в Петербурге?
«Ну…» — Некрасов наморщил лоб, явно стараясь угадать.
— Не трудитесь: их совсем не так много, причем значительная часть — разного рода предприятия. У вашего дяди есть какое-нибудь предприятие?
«Нет».
— А собственный дом?
«Нет».
— Снимает квартиру?
«Снимал, конечно. До того, как умер».
Я усмехнулся.
«Ой!»
— В тойквартире — вы понимаете — он уже не живет. И сразу по двум причинам.
«Да, конечно», — согласился со мной Некрасов. — «Она же сгорела. И потом, куда это годится — явиться мертвецом и потребовать продления аренды!»
— Вот-вот: никуда не годится.
«Но где-то же он живет!»
— Безусловно.
«А там и может быть телефон!»
— Нет, не может.
«Это еще почему?»
— Много ли вам известно квартир, сдаваемых в поденную аренду и с явным нарушением положения о видах на жительство, в которых имелся бы телефон?
«Я вообще не знаю квартир, которые сдавались бы с нарушением положения!»
Я вновь усмехнулся:
— Не считая квартиры вашего доблестного
«А!» — На серо-бледном лице Бориса Семеновича в кои-то веки проступил румянец. — «Ну, это — совсем другое дело!»
— Допустим. Но суть, однако, подмечена верно: ваш дядя — не генерал с прославленным именем. Его-то уж точно покрывать не станет никто. Из приличной публики, я разумею. Остается один вариант — низкопробные меблирашки. А в этих телефоны никогда не водились и, полагаю, водиться никогда не будут!
Некрасов, однако, нашел еще одно возражение:
«А что если он снял квартиру еще до пожара?»
— Конечно, — согласился я, — он снял ее заранее. Что же тут удивительного?
«Но в этом случае в ней может быть телефон!»
— С какой это стати?
«Но он тогда был еще… э… живым! Ему не было нужды укрываться от регистрации в полицейском участке. А значит, и снять он мог приличные апартаменты, а не угол какой-то!»
— Вы ошибаетесь. — Я заговорил холодно: как полицейский чиновник, которому лучше знать. — Для него такое — смертельный риск, каким бы каламбуром это ни звучало. Он должен понимать, что система учета прибывших и выбывших работает в нашей столице как самые лучшие часы [35] .
35
35 См. об этом в основной части книги.
«Вы в этом уверены?»
— Да.
Можайский поднял на Михаила Фроловича свои улыбающиеся глаза:
— Ты хоть проверил? Вдруг он и впрямь… того? Дурак, предположим?
Чулицкий зыркнул на его сиятельство и ответил резко до грубости:
— Заткнись!
Его сиятельство только руками развел:
— Не проверил. Ну-ну…
— Заткнись, — повторил Чулицкий, — и слушай!
— Слушаю, слушаю! — Можайский прикрыл глаза и улыбнулся губами. — Продолжай.
Чулицкий продолжил:
— Удивительно, господа, но факт: спорившему со мной Некрасову даже в голову не пришла совершенно очевидная вещь — Кузьмы, разумеется, в дворницкой уже не было, и поэтому не было и смысла решительно никакого ломиться в нее, чтобы Кузьму арестовать. Ведь ясно же: наши манипуляции со створками подвала, извлечение ящиков, испытание проектора — всё это не могло остаться незамеченным. И если уж даже некоторые из жильцов, проходя двором, испуганно посматривали на происходившее, то Кузьма и подавно не мог оставаться в неведении и в неведении этом гонять чаи в своей конуре. Не заметил Некрасов и то, что в какой-то момент младший из надзирателей, повинуясь моему жесту, как будто испарился: он — бочком, бочком — выскользнул через арку на линию и был таков.