Мрачные мемуары. Обезьяний лес
Шрифт:
Кэсси закатила глаза и отвернулась.
Все внутри клокотало от злости. Очень было трудно сдерживать себя. Она сжала кулаки в карманах и выпрямилась как струна. Холодный ветер бросил в лицо цементную пыль. Кэсси закашляла и стала аккуратно протирать глаза пальцами. Она отчетливо услышала смех Симона и его голос:
– Выходи! Не думай! Я тебя от демонов спасу…
– Симон, твой обед закончен, иди давай! – сказал дядя, попивая чай из термоса. Кэсси видела, как через узкое отверстие выходит густой пар и щекочет широкий нос дяди. – Кэсси, детка, не слушай
Кэсси покачала головой, дождалась, пока дядя доест, сложила посуду в сумку и быстро покинула стройку.
По дороге в швейный магазин в голове вертелись слова Симона. И ведь он не был одинок в этом предположении. Потому что мама тоже говорила про демоническую активность на землях яшуто.
Может, яшуто тянут демонов к себе своей жестокостью и агрессией, а они потом поползут и на их земли?
Кэсси не знала ответа на этот вопрос.
Но ей иногда казалось, что илувий слишком раздували тему с деспотизмом яшуто.
Они люди, а не монстры.
Кэсси успела забежать в трамвай как раз в тот момент, когда начался проливной дождь. Еще стоя на остановке без крыши и стен, Кэсси вжимала голову в плечи, прячась от противной мороси. Она неприятно оседала на пальто и утяжеляла его. И тогда Кэсси подняла над головой целлофановый пакет с лоскутом шерстяной ткани нежно-персикового цвета. Мама собиралась порезать его и сделать заготовки для будущих полотенец. В другой руке Кэсси держала сумку с посудой; пальцы онемели от холода и ледяных струй.
Уже сидя на неудобном железном сиденье трамвая, Кэсси ощущала, как влажное пальто сковывало тело. Кожа покрывалась мурашками, несмотря на то, что в салоне трамвая было тепло. Весь пол здесь был заляпан грязными потеками и следами от ботинок. Люди почти не разговаривали, сидели и смотрели, как холодный дождь льет с серого неба.
Кэсси стянула с головы сырую шапку и положила сверху на пакет, устроенный на коленях. В этот момент рядом с ней присел морщинистый дед, у которого без остановки дрожала голова и руки. И он часто громко причмокивал.
Отвернувшись к окну, Кэсси рассматривала разбитые улицы, разрушенные дома. Трамвай качался на рельсах, а ледяная вода стекала по окнам, как выплеснутая из ведра. Асфальт на дорогах был весь в ухабах, и чтобы объехать слишком глубокие рытвины, водители заезжали на бордюры и тротуары. Все находилось в упадке, все было серым, облезлым, сломанным. У некоторых административных зданий еще стояли противотанковые ежи, или вместо ограждения – заросшие и порванные мешки с песком.
Летом картина становилась чуть лучше, но в осенний и весенний период – здесь ужасно. Когда снег накрывал мусор и разруху, а листва скрывала все изъяны – Элькарон превращался в некое подобие города.
Выйдя на своей остановке, Кэсси даже обрадовалась, когда заметила, что дождь слегка утих и дал ей возможность добежать до дома.
Мама встретила ее на пороге.
– Ты не промокла? Там такой ливень! Я переживала, что ты зонтик не взяла.
Кэсси закрыла за собой дверь. Передав маме сумку и пакет, она сняла
– Ну, я попала под дождь, но ливень начался, когда я ехала в трамвае.
Присев на корточки, Кэсси стала расстегивать грязные сапоги и заметила, что у стены стоят тяжелые ботинки брата.
Дэвид дома.
– Слава Богу! Ладно, милая, переодевайся, мой руки, и будем есть.
Кэтрин с сумками исчезла на кухне. Кэсси сняла верхнюю одежду и пошла с ней к себе в комнату. Проходя мимо гостиной, она притормозила, когда увидела, как брат стоял под простенькой люстрой на три лампочки и вкручивал одну в патрон. Все это сопровождалось неприятным скрипом, сводящим зубы.
– О, Кэсс! – Дэвид кивнул, улыбаясь. – Как дела?
– Нормально, – она устало выдохнула и прислонилась плечом к дверному косяку. – Этот Симон снова нес всякую ересь…
– В следующий раз я пойду с тобой. – Дэвид был настолько высоким, что ему не требовался стул, чтобы достать до люстры. – Мне с ним нужно поговорить.
Дэвиду двадцать пять. И он не собирался пока жениться или просто съезжать от родителей. Во-первых, денег на отдельное жилье ему бы не хватило, а во-вторых, без него было бы невообразимо тяжело оплачивать счета и закупаться товарами. Дэвид приносил больше всех денег в дом. На него все молились. К тому же Дэвид пока не определился с девушкой и не привел ее в этот дом со словами: «Знакомьтесь, это моя будущая жена!»
А ведь Дэвид был симпатичным парнем, крепким, даже могучим. Кэсси на его фоне выглядела жалкой тростинкой. Еще подростком он часами пропадал в спортивном зале после школы или работы, а, чтобы не платить взнос, нанимался помощником тренеров. По крайней мере, он так Кэсси рассказывал. Тогда же он сделал первое тату на предплечье. Это были черные буквы «S. S». Как объяснял Дэвид, это значит «sumerto somo», «священная смерть» по-баридски. Позже он набил еще одно тату, на сей раз на всю спину. Луна и все ее фазы: начиная с тонкого серпа, плавно переходящего к полной луне и заканчивая тем же серпом. Дэвид приходил к Кэсси, просил нанести мазь для заживления и, пока она аккуратно исполняла его просьбу, рассказывал интересные истории, которые с ним приключились на работе. Кэтрин и дядя Холджер, казалось, не замечали его внешние изменения. Лишь изредка ругали за то, что он подолгу не возвращался домой или приходил в нетрезвом состоянии.
– Он тощий, – напомнила Кэсси, глядя на брата. – И к тому же не переходит границы.
Вкрученная лампочка засветилась желтым светом. Дэвид провел пальцами по светло-русым волосам, откидывая их назад. Года два назад он коротко подстриг затылок и виски, оставив на макушке волосы подлиннее. С тех пор он не изменял прическе и выглядел бесподобно. У него высокие выделяющиеся скулы, правильные черты лица. Дэвид похож на серьезного парня, на того, кто подавляет. Он обладал тяжелой энергетикой, и посторонние люди боялись долго смотреть ему в глаза. Даже Кэсси иногда не справлялась, хотя и любила его как брата и доверяла во всем.