Мрачные ноты

Годвин Пэм

— Просто, я не хочу здесь жить. Здешний климат — не мое.

Я улавливаю нотки сарказма в ее голосе, а затем накидываю свой пиджак ей на плечи.

Айвори зарывается в его тепло, а затем следует за мной, стараясь не отставать.

— Стоило мне очутиться за этим пианино, я сразу представила, каково это, учиться у кого-то, кроме тебя. Затем я все же решила сыграть, но то, что мне нравится, хоть это и не соответствует требованиям. Я хотела исполнить что-то, в чем есть страсть, посыл. Но комиссия не оценила этого, и тогда

я поняла... — Айвори прерывается и смотрит на меня, — если бы я осталась здесь, то была бы вынуждена подчиняться кому-то, кто меня совсем не знает и не чувствует, играя то, что меня нисколечко не трогает.

Ее слова бальзамом согревают мою душу, но мне интересно, в своем порыве давала ли она себе отчет о последствиях?

— Обучаясь у меня, тебе никогда не получить степени. А также тебе не удастся занять солирующих позиций в консерватории, так как твоих регалий попросту недостаточно.

Она пожимает плечами.

— Консерватория, театр, стадион... Не важно. Я просто хочу быть на сцене, жить в музыке и иметь признание. Думаю, что у меня еще есть время прочувствовать все сполна, и... если уж в этом будет необходимость, я вернусь сюда за степенью.

Айвори машет визиткой у меня перед носом.

— Вот какова была цель, когда ты решила исполнить фрагмент из «Исламея»...

— Подстраховаться никогда не лишнее. Никогда нельзя знать наверняка, что тебе уготовано. Например, мой нынешний учитель вполне может положить глаз на какую-то другую ученицу, — она дерзко ухмыляется. — У преподавателей музыкальных школ есть привычка спонтанно влюбляться.

Меня так и подрывает шлепнуть ей по заднице.

— Ты все больше меня удивляешь.

— Я стараюсь.

Как только мы оказываемся в другом корпусе, я провожу для Айвори полноценную экскурсию. Ее интересует куда больше, где я проводил свое время, а не то, где придется куковать ей, если она вдруг передумает. Похоже, моя девочка все же крайне тверда в своем решении.

Так как сегодня выходные, коридоры кампуса пусты и погружены в полумрак, но все же мы продолжаем сохранять дистанцию, пока я показываю Айвори свои любимые места и делюсь воспоминаниями о людях, с которыми проводил здесь время.

— И все же странно, — говорит Айвори, когда мы оказываемся в тупике одного из коридоров. — Мы знакомы с тобой восемь месяцев, и все это время ты играешь на пианино лишь рок-композиций старичков.

— Рок-композиции старичков?

— Ну, Guns N’ Roses, AC/DC, Megadeth... Старая школа... Мне не понятно, как тебе удается быть лучшим на поприще музыкантов, исполняющих классику, если ты даже не практикуешься в ее исполнении?

— Я как раз собирался показать тебе это.

Я поворачиваю ручку самой последней двери в коридоре. После того как она отворяется, я затаскиваю Айвори внутрь, и закрываю нас в помещении.

По старой памяти я нащупываю выключатель, и люминесцентный светильник над нашей

головой оживает.

Оборудованный по минимуму, звукоизолированный кабинет для репетиций отлично подходит для того, чтобы вместить в себя пианино и двух человек. Айвори осматривается по сторонам и бросает на меня вопрошающий взгляд.

— Я бывал здесь ежедневно в свободное от основных занятий время и репетировал те песни, которые мне нравятся, без строгого надзора учителей. Прямо здесь я переносил весь свой плейлист в клавиши. Именно тогда я влюбился в то, как звучит рок и метал, исполненный на пианино.

Рука Айвори скользит по закрытым клавишам, когда она сокращает расстояние между нами.

— Ежедневно? За этим пианино?

— Именно так.

Сняв мой пиджак с плеч, она оставляет его на скамейке.

— Ты был здесь один?

— Естественно.

Айвори останавливается, не доходя до меня всего шаг.

— Ты когда-нибудь приводил сюда девушку?

— Я всегда был здесь один. — Мой член дергается. — Послушай, твои трусики рискуют быть сорванными.

— На мне нет трусиков.

Черт, теперь меня распирает от возбуждения. Как я мог не заметить отсутствие на ней трусиков, когда она оседлала меня в лимузине?

Я еще раз бросаю взгляд на дверь, убеждая сам себя, что запер ее.

Айвори лукаво ухмыляется.

— Ой, ты что, дрочил здесь?

От такого вопроса я чуть не поперхнулся.

Она подходит вплотную ко мне, хватая меня за галстук.

— Ты делал это.

И ведь она права.

Айвори вновь скользит взглядом по пианино.

— Уверена, ты забрызгал все клавиши. Интересно, осталась ли здесь еще...

— Тебе не терпится увидеть, как я кончу? — Я перехватываю ее запястье и притягиваю руку Айвори к своему восставшему члену, отчаянно нуждаясь в освобождении. — Сможешь посмотреть, как моя сперма сочится из твоего влагалища.

Я запускаю другую руку в ее волосы, утопая пальцами в ее волнистых прядях, а затем притягиваю ее к себе, чтобы слиться в поцелуе.

Никаких нежностей, сразу агрессивно и вожделенно. Ее пальцы крепче смыкаются вокруг моего члена, поглаживая его сквозь ткань брюк, и я приветствую это, покачивая бедрами, пока яростно вторгаюсь языком в ее рот. Прикусываю ее нижнюю губу и, мать вашу, она тут же впивается ногтями в мои яйца.

Я прижимаю ее к стене, удерживая своим весом, а затем поднимаю ее руки над головой. Айвори смотрит на меня снизу-вверх, ее губы такие аппетитные, чувственные, слегка припухшие от поцелуя. А какой взгляд... просто срывает крышу. Она всегда одаривает меня им в подобные моменты, когда все ее тело буквально наливается желанием.

Мой член, все еще скованный теснотой брюк, трется об ее киску.

— Помнишь, когда мы в первый раз оказались в таком положении?

Айвори тянется вверх, стремясь снова схлестнуться в поцелуе.