Мрачные ноты

Годвин Пэм

Последние месяцы я провел в размышлении обо всем этом. Айвори хочет учиться, а во мне живо желание преподавать, так почему нам не помочь друг другу. Что насчет будущего?

Моя девочка имеет вполне конкретное представление о том, чего она хочет добиться... Сцена, публика, музыка. Мои цели не особо отличаются.

И у меня есть полное понимание, как я приведу наши устремления в абсолютную гармонию.

Глава 46

ЭМЕРИК

В

понедельник, сразу после нашего уикенда в Нью-Йорке, я сижу в кабинете Беверли Ривард. Пока мы просто обмениваемся взглядами через стол. Я понятия не имею, по какой причине меня вызвали сюда сразу после второго урока. Это связано с Леопольдом? Происки Андреа? Или причиной служит Прескотт? Как ни крути, это результат деятельности кого-то из недоброжелателей, которые готовы использовать любое проявление моей уязвимости, чтобы разрушить мое будущее с Айвори.

Все восемь месяцев, что я знаю Айвори, были гребаной войной. С одной стороны, я и моя девочка, а с другой — целый мир. Но Шеин сейчас далеко — работает на стройке в Теннеси. Лоренцо до сих пор числится в розыске, и даже мой детектив не решается признаться, что абсолютно потерял его след.

Можно сказать, я ждал следующего удара.

Беверли по-прежнему мучает меня своим молчанием, соревнуясь со мной в остроте взгляда, словно выжидая, когда я сдамся и выложу ей все сам.

Несмотря на то, что внутри меня все кипит, я стараюсь держаться как можно спокойнее,

Наконец, она поправляет длинные рукава своего пиджака и свой седоватый пучок на голове. Закончив со всем этим, она еще раз одаривает меня своим орлиным взором и шмыгает носом.

— У меня для вас плохие новости.

Что бы она ни подразумевала под этим, по внешнему виду заметно, что лично ее они не особо печалят. Значит, плохие они только для меня.

Я откидываюсь на спинку стула, делая это нарочито пренебрежительно.

Она берет свой планшет со стола и снова сверлит меня глазами.

— Сегодня утром один из ваших учеников был отчислен.

У меня десятки учеников, но у меня нет ни толики сомнения, о ком говорит Беверли, и этот тот удар, которого я никак не мог ожидать.

Еще более неожиданным становится удар, который прилетает мне, как только она поворачивает планшет дисплеем ко мне.

На экране беззвучно воспроизводится видео. Сцена актового зала ЛеМойн освещена верхними рампами. На авансцене Айвори, которая встает из-за пианино в своем платье с принтом в виде ромашек.

Нервно сглатывая, я наблюдаю за тем, как она спускается со сцены. Ее силуэт перемещается к краю экрана, и видно, как она опускается на колени перед парой ног, владелец которых остается в тени. Во тьму погружено все, что находится перед Айвори. Лицо, одежда, обувь — нет ничего, что могло бы позволить идентифицировать человека, сидящего в первом ряду.

Я вспоминаю, каким соблазнительным был взгляд моей девочки еще до того, как могу еще раз увидеть его на дисплее. Я помню ее слова и повторяю их мысленно за ней, когда она беззвучно шевелит губами на видео.

Я готова быть у тебя в ногах. Преклоняться пред тобой. Исполнять

любое твое желание. Просто... позволь мне это.

Все мое тело напрягается, когда меня обдает жаром так, что я чувствую, как по моим венам с шипением струится пар. Если бы сейчас я не был под прицелом глаз Беверли, если бы то, к чему привело появление этого ролика, не заставляло меня с яростью сжимать кулаки, то наверняка я бы досмотрел оставшуюся часть со стоячим членом и дерзкой ухмылкой на лице. Вместо этого мне приходится смотреть на происходящее на экране с серьезностью человека, который выполняет свои профессиональные обязанности учителя, сохраняя хладнокровие и крайне отстраненную заинтересованность.

Стараясь дышать ровно, я тщательно маскирую свои эмоции за рукой, которой прикрываю рот, облокотившись на боковину стула. Я бы давно попросил выключить видео, но мне необходимо узнать, не попал ли я в объектив камеры, когда выходил из зала.

На кадрах видно, как мужская рука гладит Айвори по волосам, а ее голова ходит вверх-вниз между ног того, кто скрыт во тьме. Все заканчивается тем, что она следует за неясным силуэтом к выходу.

Ничто на видео не намекает на то, что я являюсь действующим лицом всего этого. Но мне ни хрена не легче от этого, так как я осознаю, что Айвори выгнали из школы за три недели до ее выпускного.

Беверли изучает мое лицо, поджав губы. Она ждет моей реакции. Мне стоит больших усилий, чтобы собраться и не сорваться на нее, вывалив все вопросы, которые терзают мой разум.

Я не единственный, кто преподает у Айвори, но держу пари, что я единственный, кого она вызвала в кабинет для просмотра видео. Что ей известно? Видео снято более пяти месяцев назад. Почему она так долго держала его? Почему только сейчас предъявила его мне?

Я бы мог иметь хоть какую-то ясность, если бы понимал, откуда в актовом зале камера, работающая в режиме онлайн.

Я поднимаю голову.

— Любая съемка учеников возможна только с письменного разрешения родителей, тем более когда дело касается аспектов личной жизни. О чем вы вообще думали? Вы даете себе отчет, что эти законы придуманы не просто так, а чтобы защитить оступившихся несовершеннолетних от буллинга и общественного порицания?

Беверли бросает взгляд на свой планшет.

— Наше учебное заведение не устанавливало камер. Это чья-то частная съемка.

Точно. Этот кто-то либо Андреа, либо Прескотт. Оба знали, что я перенес индивидуальные занятия с Айвори в актовый зал, и у обоих был мотив насолить мне. Но если это они подставили меня, то, получается, они в курсе, что на пленке я.

Мой пульс долбит еще сильнее, но я заставляю себя сохранять спокойствие.

— Вы разговаривали с мисс Уэстбрук до того, как принять решение о ее отчислении?

— Да, конечно. Но... она отказалась содействовать.

— В смысле?

— Она не проронила ни слова, после того, как я показала ей это видео. — Беверли пожимает плечами. — Сама подписала себе приговор.

Боже, наверняка, Айвори сейчас места себе не находит. Почему она не позвонила мне?

— Она даже не сказала, кто тот парень на видео? — спрашиваю я, едва сдерживаясь от того, чтобы не сорваться с места и не ринуться к моей девочке.