Мрачные сны Атросити
Шрифт:
Мыслям больше не было преград. Его главная миссия, его цель, такая ясная и осязаемая днем, стала казаться призрачной в полумраке чужой маленькой комнатки, скрытой от поломанного мира тонкими синими шторами. Он вдруг почувствовал со всей остротой, как далек он от этой цели, как мрачна и беспросветна его жизнь, и как все это время он бессильно барахтался в ней, словно выброшенный на берег кит.
— Ты любишь меня? — вдруг спросила Энигма.
— Да, — немедленно ответил он, хотя не мог знать наверняка, правда ли это. Но теперь он готов был сказать многое, лишь бы взять себе
Она глубоко и громко дышала, иногда срываясь на стон. А иногда и на крик, когда он в необъяснимой жадности и жажде забывал про нежность. Он хотел, чтобы она целиком принадлежала ему в этот момент. Но потом вновь брал себя в руки, мягко целовал и гладил Энигму в надежде завоевать ее по-настоящему. Эгоистичная жажда плавно перетекала в томное, медлительное желание, и когда этого удавалось достичь, Энигма начинала тянуться к нему с новой силой. И растерянный испуг в ее глазах вновь сменялся теплом и страстью.
За окном кралась бледная серая ночь. Такая ночь не способствовала романтике: не было ни звезд, ни полнолуния или хотя бы полумесяца, вечных спутников слияния судеб.
Отголоски прошедшей бури все еще бередили тело, но тревога глушила их. Энигма застегнула последнюю пуговицу на своей рубашке и застыла, разглядывая ее, такую простую и без узоров. Она вглядывалась в саму структуру ткани, пытаясь увидеть в переплетениях текстуры что-то осмысленное. Теперь ей было ужасно стыдно за произошедшее.
Атроксу, кажется, тоже. Он оделся и вновь напустил на себя суровый вид, с которым пришел на встречу. Теперь он внимательно изучал убранство комнат, стараясь не сталкиваться с Энигмой. Ей тоже нужно было куда-то себя деть, и она вновь пошла делать чай.
На кухне пространство вновь оживилось. Сначала плеск воды из-под крана, льющейся в чайник. Потом бурлящий шум кипения и выходящего через свисток пара. Стук чашек по лакированной поверхности. Вскоре — скрип отодвигающегося стула — Атрокс сел за стол. Энигма украдкой глянула на него. Под его глазами темнели круги, казавшиеся на абсолютной белизне кожи темно-серыми. Он выглядел мучительно уставшим. Ни ровная осанка, ни строгая военная рубашка и аккуратно зачесанные назад волосы не могли скрыть это бессилие и растерянность. И его жестокое, черствое имя казалось на этой кухне совсем ему неподходящим.
— Вот, — Энигма поставила чашки на стол. Травянистый пар стремился к белому потолку. Окно было открыто, но ни единого шума не доносилось с улицы. Атрокс тихо прихлебывал чай, и Энигме казалось, будто кухня — это космическая капсула, и они вдвоем оказались одни в безжизненном космосе. Ей стало уныло и душно от этого чувства.
— Какая тихая ночь, — заметил Атрокс.
— Я бы даже сказала — безжизненно тихая. Но разве ты не любишь тишину?
— Люблю. Но сейчас она кажется чрезмерной.
— Город умирает, правитель. Надо с этим что-то делать.
Атрокс замер с чашкой у рта, его взгляд стал серьезным и сосредоточенным.
— Это сон, а не смерть, — упрямо сказал он и поставил чашку на стол. —
— Слишком долгий сон, — возразила Энигма. — Слишком глубокий. Наш мир в коме, разве тебе это не очевидно?
— Я прекрасно осведомлен о состоянии этого мира, — сухо отрезал Атрокс. — Я знаю, что делаю.
— Правда, знаешь? Тогда почему ты здесь, со мной? Почему вдруг сам нарушил Кодекс, поддержав тайную встречу с преступницей? Или ты думаешь, что наша связь может спасти нас от гибели?
Атрокс внимательно посмотрел на нее. Упрямство в его взгляде вытеснила тревога.
— Мир гибнет, я знаю, ты тоже это чувствуешь, — Энигма отвернулась, устало утирая лоб. — Наверное, поэтому мы так вцепились друг в друга, будто не было того кошмарного расставания. Чтобы на миг забыть об опасности и поверить, что все может быть хорошо.
Она села за стол напротив.
— Атросити нужно спасать.
— Что ты предлагаешь? Снять запреты? Вернуть с островов преступников?
— Разобраться! Позволить другим жить в полноценном мире. И да — вернуть невинных, пересмотреть Кодекс. Сейчас на острове томится одна девушка, с которой произошло чудо — она забеременела! Это же благая весть, нечто действительно новое и важное. Новая мысль, которая окрепнет и внесет свой вклад в Атросити. Хороший или плохой — кто знает? Но это по крайней мере означает продолжение жизни.
С каждым ее словом Атрокс мрачнел, а на словах о ребенке и вовсе разозлился. Усталость и растерянность как рукой сняло, он словно приготовился к бою.
— С чего ты вообще взяла, что эта преступница по-прежнему беременна? Думаешь, я до сих пор не исправил это недоразумение?
— Твои законы жестоки, и ты следуешь своим убеждениям с завидным рвением. Но я уверена, жажда знаний в тебе по-прежнему сильна, и ты сам хочешь выяснить, что за всем этим последует. Я уверена, ты пока не решил этот непростой вопрос.
— А если решил? — Атрокс недобро прищурился.
Энигма растерялась. И ей стало страшно. Неужели она опоздала?
Повисло тяжелое молчание.
— Все встало на свои места, — вновь заговорил Атрокс с каким-то отчуждением. — Эта лживая встреча нужна была для того, чтобы я размяк и потерял бдительность.
Энигму словно ножом полоснули по сердцу.
— За кого ты меня принимаешь? — вспыхнула она. — Думаешь, я такая коварная и затащила тебя в постель ради своих планов? Да ты хоть сам себя слышишь?!
Она резко встала из-за стола, бросив чай.
— Страх перемен делает из тебя идиота, — она вышла в коридор и схватила пальто. — Мои чувства были искренними и с моей просьбой никак не связанными!
— Стой, — Атрокс вылетел с кухни следом за ней. — Не смей уходить!
— Ты мне не указ.
— Тебе все равно не уйти, я найду тебя, где угодно.
Энигма развернулась и влепила ему пощечину. Ее гложили стыд и обида.
— Не смей меня искать. Уважь хотя бы в этом.
И с этими словами она бросилась прочь, на лестничную площадку. Лифт работал, но ей нужно было сжечь свою горечь и негодование — поэтому она бежала по лестнице, а затем и по улице, выбиваясь из сил.